— И много у вас было пациентов?

— Только прооперировала я больше одиннадцати тысяч человек, а терапевтических больных я после двадцати тысяч и считать перестала.

— И когда это вы успели? — желчным тоном спросил академик от медицины.

— В сорок третьем я в хирургии починила чуть больше тысячи человек, в сорок четвертом — тысяч, наверное, шесть или больше. В сорок пятом поменьше, а сейчас я в основном с хирургией закончила. Но вот трех идиотов, руками потрогавших полтора года назад цепную реакцию урана, я вытянула, и они у меня теперь потихоньку так поправляются. Конечно, дело это не быстрое, вашу Машу я живой и здоровой где-то лет через семь выпущу, но уже осенью она станет похожей на человека, а не на труп ходячий.

— Сколько же вам лет⁈

— У женщин такие вещи не спрашивают. Где эта великовозрастная… пациентка? У меня машина простаивает!

— А… а можно мне ее сопровождать?

— Да ради бога. Только денег с собой захватите: обратно вам придется своим ходом добираться.

— А… а где этот ваш госпиталь?

— В Коврове. До Москвы — на поезде четыре часа, сколько билет стоит — я просто не знаю. Ну что стоите? Поехали, нам надо туда засветло добраться, я не люблю в темноте приземляться…

За следующие три дня Таня провела кучу анализов, подтвердив свой первоначальный диагноз об отравлении «тяжелыми металлами» — правда «металлов» оказалось больше, чем она предположила сначала. Ну а после уточнения диагноза она оставила «великовозрастную идиотку» в госпитале, назначив ей крайне неприятный курс «очистки организма» и вернулась в университет. Леону Обрели все же не пришлось возвращаться «на перекладных», девушки из Ковровского авиаотряда подбросили его на попутном «грузовике с лекарствами» обратно до Ленинграда.

Когда Таня (Таня Ашфаль) говорила, что молодая женщина интересна ей как подопытный кролик, она вообще не лукавила. Среди огромной кучи препаратов, синтез которых она когда-то «пронесла» в памяти, два «доставились» с явными сбоями — и теперь Таня пыталась точную процедуру синтеза восстановить. Но чтобы понять, получился этот синтез или нет, требовался смертельно больной пациент — а специально кого-то доводить до предсмертного состояния было неправильно. Но если пациент сам постарался — то почему бы его и не использовать для благого дела?

Просто на обычных регенератах Таня продержала ленинградку в живом состоянии где-то до начала лета: как раз к окончанию сессии у женщины организм очистился от радиоактивных «присадок». И летом доктор из будущего начала испытывать на ней новые синтезируемые препараты. Которые вреда, конечно, не наносили, но выздоровлению не очень способствовали. Что всем в госпитале было понятно: «организм сам восстанавливается, а задача врача — не дать ему за это время помереть». Тем более рядом были «живые примеры», которые всячески Марию Леоновну подбодряли и рассказывали, что «еще год-другой — и вы сами сможете по улице гулять»…

Удача улыбнулась Тане Ашфаль в середине сентября: очередная версия препарата показала сильный прогресс в восстановлении поврежденного организма. Для контроля Таня применила его же на трех «старых подранках»: результат опять оказался положительным. Татьяна Васильевна Серова (а так же Таня Ашфаль и Шэд Бласс) вытерли пот со лба и стали готовиться к следующему шагу мисси. У Шэд было твердое убеждение, что «в нужный момент она просто не узнает, что момент уже наступил», а доктор Ашфаль была убеждена, что ее тогда просто никто к пациенту не допустит со всем необходимым для проведения лечебных мероприятий. Так что девушка решила это «все необходимое» приготовить заранее…

Пять месяцев работы по восемнадцать-двадцать часов в сутки не оставляли Тане времени даже на то, чтобы следить за внешним видом. Когда у нее прилично отрасли волосы, она просто не стала больше на них обращать внимание и просто смыла краску, снова превратившись в беловолосую девушку. Не девочку: все же еще год назад Таня запустила цикл роста организма и теперь подросла на двадцать пять сантиметров и в весе прибавила очень пропорционально, как девушкам и положено. Да и в силе тоже: иногда врачам физическая сила очень даже нужна. И не только врачам: Шэд считала, что не перепрыгнуть через трехметровый забор с места — гарантия провала.

В этот кабинет она уже зашла в четвертый раз. В первый раз подыскала места для тайников, потом принесла необходимые инструменты и «долгоиграющие» препараты, а теперь — приготовилась заложить в тайник и ампулы с регенератом-БТ. Но в этот раз что-то пошло не так…

Когда Сталин очнулся, он обнаружил, что лежит на диване, а напротив, в его кресле, сидит какая-то тень: против света настольной лампы разобрать было сложно, кто именно.

— Что здесь происходит?

— Ничего страшного, — ответил ему женский голос. — Просто вы вдруг решили сделать шаг в могилу, а я случайно оказалась рядом и решила, что в могилу вам еще рановато. Ну и оттащила вас, как смогла. Сейчас минут через десять голова у вас окончательно пройдет… я рекомендую вам после этого просто пойти поспать. Сразу скажу: а всего лишь оттащила вас от края могилы, но вы в любой момент снова можете в нее шагнуть… а мне такого не надо. Так что я теперь буду всегда за вами следить, буду везде вас сопровождать… как тень: почти незримо и не слышно. Так, охрану звать не надо: я из всех убью, а они люди хорошие, верны делу коммунистической партии и вам лично. И не волнуйтесь: кроме меня к вам вот так никто не пройдет, товарищ Власик вашу безопасность поставил на высочайший уровень.

Сталин сел: голова вроде на самом деле болеть стала меньше. Сидя он смог лучше рассмотреть гостью — и заметил ее очень белые волосы.

— А я вас знаю, — не удержался он.

— Нет. Вы знаете, точнее вы думаете, что знаете ту, обликом которой я пользуюсь. Но и ее вы не знаете. Но вам пока и не надо: я зайду… послезавтра, попробуем вас направить в противоположную от могилы сторону.

— Я предупрежу…

— Не надо никого предупреждать, я прихожу куда хочу когда мне надо и ни у кого при этом разрешения не спрашиваю. Я просто приду послезавтра и мы, если вам захочется и у нас будет время, поговорим. Надеюсь, вам захочется, вы на суицидника не походи.

— На кого?

— На суицидника, то есть на самоубийцу. Вам хочется жить, мне необходимо, чтобы вы жили — так что у нас интересы, получается, общие и нам будет о чем поговорить.

— Ну… хорошо. Но если я вас не знаю, то как к вам обращаться? Я же не могу разговаривать неизвестно с кем.

— Логично рассуждаете, и это радует: значит, последствия инсульта мне купировать удалось. А обращаться… я приду послезавтра, примерно в это же время. И в разговоре обращайтесь ко мне по имени. Меня зовут Тень…

2. Сень

Сень

Иосиф Виссарионович, очнувшись, обнаружил, что лежит он на диване, причем в очень неудобной позе: ноги на подлокотнике, голова — без подушки… и голова эта довольно сильно болит. Хотя, конечно, и не так сильно, как болела она… несколько минут назад? Интересно, сколько времени прошло? Опустив глаза, он увидел, что у стола, в кресле кто-то сидит. Кто именно — поскольку сидевший находился напротив настольной лампы — было не разобрать, а вот нимб вокруг головы был виден отчетливо. Иосиф Виссарионович даже на секунду подумал, что поповские россказни — не такие уж и сказки, но, чуть приглядевшись, понял, что нимб — это всего лишь свет от лампы, проходящий сквозь густые волосы визитера.

— Что здесь происходит?

— Ничего страшного, — ответил ему приятный женский голос, — Просто вы вдруг решили сделать шаг в могилу, а я случайно оказалась рядом и решила, что в могилу вам еще рановато. Ну и оттащила вас, как смогла. По-моему, получилось неплохо.

— Шаг в могилу?

— В какой-то степени да. Инсульт, довольно сильный, развивающийся. Если бы вам не была оказана помощь, то это минимум потеря речи на некоторое время, а максимум… но я случайно оказалась здесь и от могилы вас оттащила. Правда для этого мне пришлось сделать вам операцию… вы не волнуйтесь, если вы не будете рану раздирать, то завтра от нее почти и следов не останется.