— И что будет, когда он повзрослеет? — после паузы спросил Марик.

— Суйка будет! — стиснул зубы Насьта. — Мертвая земля от Сеторских гор до исхода Великой Степи. А может, и того хуже! Но как бы ни вышло, все одно — бойня. Кровавая бойня!

— Подожди! — нахмурился Марик. — Что ж ты сразу похоронную службу начинаешь? А если нет никого? Если тогда, в Храме, когда мать Рич в пепел обратилась, а мать Тира исчезла, если тогда он убит был?

— Да не был он убит! — поморщился Насьта. — Ну если ты Ирунга не слушал, собственные ощущения вспомни. Рассекла Айра связь и сгинула. Может быть, оттого и притаился звереныш, что связи той лишился. Помнишь слова на руке Кессаа?

— Зеркало. Кинжал. Пуповина. Зверь. Ребенок… — пробормотал Марик. — Через все прошли, зеркало уничтожили, кинжалом его пронзили. Пуповину, как сказал Ирунг, рассекли, отрезали зверя от звереныша. Вот до ребенка-звереныша только не добрались. И теперь он уже не ребенок, — добавил баль и потер запястье. — Да, хотелось бы поговорить с Айрой, если уж она жива осталась, многое могла бы рассказать!

— Что там рассказывать? — Насьта приподнял крышку на котле, жадно втянул ноздрями аромат. — Как бы драться не пришлось!

— Значит, помогать приехал? — Марик опустил локти на стол.

— Да, парень, — стер с лица улыбку ремини, — помогать. А если надо, так и погибнуть с тобой рядом! Правда, просьба у меня на этот случай одна имеется.

— Начинается! — скривился Марик. — Камень надгробный заказать, что ли, хочешь? Это ты теперь Рич проси, она у нас умелица по камням.

— Камень мне на посмертной тропе не понадобится, — вздохнул Насьта. — Да и не люблю я тяжести таскать. Ты же летописи свои продолжаешь? Записываешь: что случилось, что узнал, что вынюхал? Собираешь историю Оветты?

— И про это вызнал! — хлопнул ладонями по столу Марик. — Так не я первый, не я последний.

— Напиши обо мне, — попросил, приосанившись, Насьта. — Вот все как есть, так и опиши. Только роста мне прибавь полтора локтя, плечи сделай шире, опиши, что девки меня любили, да о всяких глупостях умолчи — ну, как мы с тобой в провал в Суйке попали, и о прочем похожем, — мало ли чего приключалось? Хорошо?

— Ну выдал задачку! — вытаращил глаза Марик. — Ты уж лучше не помирай пока, а то ведь я врать не люблю. Ремини долго живут, вот и будешь за меня дописывать хронику мою, сам все поправишь!

— А ведь плохо тут будет скоро. — Насьта снова стал серьезным. — Может быть, отправить твоих к моему отцу? В Репте ремини торговый двор держат. Да-да, не удивляйся, меняется кое-что под Аиле. Так вот, если туда с правильной весточкой добраться, подбросят до родных мест!

— Хорошо бы, — задумался Марик. — Только не поедут. Хотя… Ты лучше скажи, с чего это ты о Леке вспомнил?

— Так объявился он, — понизил голос ремини. — Сведения верные. Я в Деште на рынке неделю крутился, там слухи побойчее скирских летают. Видели его, с ним небольшой отряд — человек пять или шесть или того меньше. А скрывался он эти годы в горах, точно тебе говорю, больше негде, он же по матери — корепт. Говорят, что в Скир собрался, якобы убить Сната Геба или должок какой получить. Только не маловато ли против Скира пятерых или шестерых воинов? Я так думаю, а не за Тиром ли он сюда движется?

— Зачем ему Тир? — нахмурился Марик.

— По степи слух идет, что родила жена Леку сына с отметками великого танства и что только он, отмеченный богами, способен вернуть посрамленной степи былую славу.

— Тира я Леку не отдам! — вскочил Марик. — И об отметках этих даже думать не хочу. Он как сын мне! А через два дня испытание пройдет, так и вовсе воином конга станет.

— Так пусть становится, кто же спорит? — развел руками Насьта. — Да и мне имя не Лек вовсе. Ты не ори, мы же не в бальской деревне на сходе! Ты складывай новости в голову, складывай. Разбираться со всем придется. Я так думаю, если Лек отыскался, так и Зах может отыскаться. О нем тоже поговаривают. Слышал я в том же Деште, что случались у них посреди дня сосульки ледяные на крышах, но пуще всего мне хотелось бы встретить кое-кого еще!

— Некого больше искать! — хрустнул пальцами Марик. — Айру бы найти, а остальных поубивало уж точно. Ни одного высшего мага Суррары в живых не осталось, кроме пропавшего Заха, да и тот давно сгинул, думаю. Ни одного хеннского шамана из старших! Больше половины скирских танов полегло! Да и Арух, помощник конга Димуинна, мертв. Ирунг о том совершенно точно сказал.

— А Сади? — прищурился Насьта. — Или зря я тогда на дудке играл, из пустоты его выкликал? Куда он пропал?

— Так ты веришь, что тот, кого сайды считают богом, тот, кто пролежал тысячи лет каменной глыбой, в тот самый день ожил и все еще бродит тропами Оветты? — удивился Марик. — Так ведь Ирунг говорил, что, если и отпустила Кессаа Сади, если вызволила его из камня, он на любую сторону мог уйти. Да хоть к престолу Единого! Сколько сотен лет он протомился недвижимо? Может, он прахом осыпался в тот же день. Дымом растаял! Чего ж он-то прячется тогда который год? Ему бы теперь во славе и почитании купаться!

— Дымом растаял? — хмыкнул Насьта. — Именно, что бродит тропами Оветты или сидит в укромном месте. Во славе и почитании купаться хорошо, пока ты каменным изваянием лежишь на постаменте, да пальцем шевельнуть не можешь, пока в твою честь гимны слагают. А стоит моргнуть, тут же сомневающиеся отыщутся. Вот именно то, что о Сади ни слуху ни духу, и убеждает меня в том, что мудрость он свою пока не растерял!

— Если еще жив, — уточнил Марик.

— Конечно, — согласился Насьта. — Ох, парень, смотри-ка, ты еще до сорока не добрался, а мы уж с тобой серьезные разговоры перекатывать начали. Теперь послушай вот о чем. Не только Анхель меня к тебе сюда отправлял. Мы вот с тобой слова, что словно сами по себе на руках Кессаа иссекались, вспомнили. А помнишь похожие надписи у тебя на руке? Такая же и у меня появилась месяц назад. И написано там было одно слово: Рич!

— Покажи! — подался вперед Марик.

— Так зажило уж, — пожал плечами Насьта. — Но показать есть что. Сегодня утром, когда к воротам Скира подъезжал, почувствовал. Смотри!

Ремини заголил предплечье и показал другу крохотную отметину — два штриха. Косой крест.

— Как думаешь? — прищурился Насьта. — Поцарапался я или тот, кто письма эти пишет, уже пробиться не может к письменному месту? Так, едва отчеркивает…

Побледнел Марик, как колоннада нового дворца конга, и сам рукав к локтю потянул. Точно такая же отметина и на его коже отчеркнута была.

— Может, поцарапался, но царапщик твой и до меня добрался, — хрипло заметил баль.

Ремини замер, смахнул шапкой пот с лица — даже под крону молодого развесистого одра проникали жаркие лучи Аилле.

— Значит, и вправду время, — вздохнул Марик и тут же обернулся, чтобы посмотреть, кому улыбается его гость.

— Послушай! — запричитал Насьта. — Баль! Отчего твои сыновья так долго моют руки? Аромат кушанья, что выбивается из-под крышки котла, опустошил запасы моей слюны!

— Уже-уже! — закричала Илька, а подбежавшие домочадцы Марика разом обратили тихое место в шумное гульбище.

Илька заняла место между Рич и Орой. Лиди и Маэль подсели к Тиру. Загремели тарелки, звякнули ножи, защекотал ноздри удивительный запах.

— Лиди! — Марик нашел взглядом старшего сына. — Ты Мэйлу позвал?

— Позвал! — кивнул паренек. — Да вон она!

Воительница уже шла через двор к столу. Марик скользнул взглядом по привычной сухопарой фигуре и вдруг замер. На платье старой девы не оказалось пояса. И седые волосы ее были растрепаны. Это так не походило на Мэйлу, что Марик уж решил, что у старушки случилось какое-то несчастье, но спросить ее об этом не успел. Мэйла медленно, не обращая ни на кого внимания, прошла к своему месту и села. Тир подвинул ей тарелку, старая дева наклонилась, и в то же мгновение ее голова соскочила с плеч и, разбив блюдо, с грохотом упала на стол.

Глава третья

Возвращение

— Мне определенно нравится здешняя кухня! — объявил великан Орлик, когда ранним утром троица покинула придорожный трактир, от которого до Скира оставался едва ли десяток лиг.