— Это я понимаю, — резко поскучневшим голосом ответил Веденеев, — но если рельеф местности такой, что…

— А я об этом и говорю: вы в проект не заложили работы по изменению рельефа.

— Предлагаете эти территории защитить дамбами? Это же сотни километров!

— Тоже вариант, в Голландии полстраны за дамбами спрятаны ниже уровня моря. Но Голландия — маленькая, а водохранилище — большое. И если враг разбомбит дамбу в Голландии — так и черт с ними, не жалко. А если разбомбит дамбу здесь, то мы всю огороженную землю опять потеряем. Так что вариант этот нам не подходит совершенно.

— А какой, по вашему, подходит? — сварливо поинтересовался Александр Васильевич.

— Пункт первый: на плотинах должно быть минимум по четыре нитки шлюзов, я сейчас объясню зачем. Пункт второй: по завершению строительства необходимо будет пару лет гонять электростанции на пониженных на два с половиной метра уровнях. Пункт третий и остальные я со Струмилиным потом согласую, вы тут уже ничем помочь не сможете.

— А зачем столько шлюзов?

— Затем, что трафик самоходных барж на пять тысяч тонн составит до двухсот в сутки. На самом деле меньше, думаю, что в основном где-то в районе сотни будет, но лучше перестараться.

— Шлюзы — штука очень недешевая.

— Дяденьки, я хоть слово о деньгах сказала? Мне нужны шлюзы, а они, насколько я в курсе, больше двух рядом не ставятся. А как ставятся — вы и придумаете. Придумаете и воплотите.

— Тогда второй вопрос: а зачем работать на пониженных уровнях?

— Просчитать точные границы затопления при существующих геофизических методиках и приборах ни фигашечки не получится. Так что мы заполним водохранилища на пониженном уровне, посмотрим, докуда вода все затопит — и по краешку воды выстроим небольшие такие дамбы. Точнее, отсыплем что-то вроде каменных, устойчивых к размыву, границ будущих берегов. И как только это проделаем, земснарядами будем углублять уже затопленное до восьми метров, а грунт сыпать туда, где метров получится при полном уровне меньше двух, ну, двух с половиной.

— И вы думаете, что этого грунта хватит на подъем рельефа на двух тысячах километров?

— Думаю что нет. То есть я точно знаю, что не хватит. Но нехватку мы компенсируем, перевозя песок и ил на баржах из Каспия в устье Волги. Это будет процесс не быстрый, но вы, я уверена, доживете до его завершения.

— Вы, я гляжу, безудержная оптимистка, — хмыкнул Винтер.

— Нет. Я — врач, и я теперь могу гарантировать, что вы оба перешагнете рубеж в полтора века. Ну, если пьянствовать не начнете или под машину бросаться не станете.

— Я, похоже, недооценил уровень вашего оптимизма…

— Это я уровень вашего пессимизма недоучла. Вставайте, сейчас быстренько слетаем в Ленинград, в гости к Алексею Николаевичу Крылову. Чаю попьем у него, послушаем рассказы — он очень интересно рассказывает. Посмотрите, как у меня выглядят девяностолетние мужчины — и пессимизма у вас поубавится. Впрочем, я не думаю, что ждать с засыпкой водохранилища придется так долго…

— Ну допустим… — не очень уверенно произнес Борис Евгеньевич, — судя по своему самочувствию, я надеюсь еще лет двадцать минимум проскрипеть. Но даже не говоря обо всем остальном, даже денег на дополнительные шлюзы…

— Вы знаете, чем сейчас занимается Жук?

— Как-то не следил за ним в последнее время, — неуверенно ответил Александр Владимирович.

— Он сейчас приступает к строительству двух дополнительных шлюзов на Рыбинской плотине. То есть не вот прям сейчас, стройка начнется в апреле, а пока он трудится над созданием специальной временной стройконторы. Но трудится в поте лица, так как товарищ Сталин попросил его оба шлюза выстроить до следующей осени. Очень вежливо, между прочим, попросил…

— Вы, скорее всего, не представляете, во что обойдутся предлагаемые вами работы…

— Они окупятся. Это минимум полмиллиона тонн зерна в год, причем гарантированные тонны: земли-то будут с прекрасным орошением и прочей мелиорацией. К тому же затраты эти размажутся по очень многим годам… и будут приемлемыми.

— Но я, скорее всего, ваши предложения… проигнорирую. Пока Совет министров не подготовит соответствующего постановления…

— Хорошо, я вас поняла. Постановления вы получите завтра. Жаль, что вы еще не научились оценивать свою работу хотя бы на сотню лет вперед… ну да ничего, научитесь.

— Таня, вы это всерьез? — удивился Иосиф Виссарионович, когда вечером девушка положила перед ним два листа бумаги с подготовленными постановлениями «Об изменении проектов ГЭС».

— Абсолютно. Мы же это уже обсуждали.

— Ну да… но я думал, что это на далекую перспективу…

— Иосиф Виссарионович, сейчас ситуация изменилась. Я имею в виду, для вас изменилась, как для руководителя государства. Сейчас вы уже должны рассматривать проекты с перспективой на полсотни лет как среднесрочные, по которым и начало, и завершение проекта будет целиком происходить при вашем руководстве. Еще раз напоминаю, что сейчас вы всего лишь приблизились к завершению первой половины жизни, и я очень надеюсь, что не очень-то и приблизились.

— Вы говорили о ста двадцати годах…

— Сто двадцать — это возраст мадларков, оставшихся без медицинского присмотра. Я себя уважать перестану как врача, если в СССР средняя продолжительность жизни через двадцать лет будет меньше полутора веков, и это с учетом смерти от болезней, несчастных случаев и прочих непредвиденных обстоятельств.

— И я вам почему-то не могу не поверить. Ну ладно, где подписывать? Только скажите честно: вы уверены, что все это будет необходимо? Я имею в виду для людей, для… да для той же природы?

— Я знаю одно: через двадцать лет эти поля будут давать центнеров по сорок-пятьдесят зерна в год. А в СССР будет уже за триста миллионов населения, причем населения, постоянно желающего что-то сожрать. И, чтобы это желание удовлетворить, на каждого человека нужно будет выращивать по тонне зерна.

— Я что-то с трудом представляю человека, способного столько съесть.

— Человеки едят не один лишь хлеб, им и мясца иногда хочется, и яичницу с лучком поджарить на топленом сале, и ананас с авокадо умять на досуге. А ананасы с авокадо лучше всего менять тоже на зерно: там, где они растут, с хлебом как раз неважно.

— А может тогда просто не строить эти электростанции?

— Есть и другая арифметика. Килограмм зерна — это киловатт-час энергии. А ГЭС — это электростанции, которые лучше всего годятся для того, чтобы балансировать производство электричества. В сети возникла нехватка — ГЭС добавит столько нужно за пару минут, а угольную электростанцию раскочегаривать несколько часов. Да и просто увеличивать-уменьшать вырабатываемую мощность на угольной — это ее ломать побыстрее, а на ГЭС — всего лишь открыть или закрыть кран. Атомная электростанция дает энергию самую дешевую, но она должна не то что днями — месяцами работать на полной мощности, потому что если она сломается, то энергия вокруг нее веками может уже вообще не требоваться. Так что строить их надо, просто заранее закладываться на то, что полностью вся система будет готова лет через пятьдесят. И не расстраиваться от этого.

— Наверное люди еще долго не научатся мыслить категориями столетий…

— Научатся быстро, благо примеры есть. У китайцев есть притча: старик строит новый дом, камни тешет, в стену их потихоньку укладывает. Прохожий его спрашивает: старик, зачем ты строишь дом из камня? Из кирпича ты бы выстроил его в десять раз быстрее! А старик отвечает: не могу я кирпичный строить, потому что каменный дом простоит тысячу лет, а кирпичный — всего четыреста.

— Хорошая притча. Вы ее там, в Системе у себя прочитали?

— Нет, здесь уже, этой весной. По приказу Мао китайцы на русском напечатали книжку с китайскими мудростями и я ее в магазине увидела и купила. Просто интересно стало: в Системе от китайцев практически ничего не осталось, все было тщательно уничтожено и я захотела подумать о том, почему. Не поняла, но притчи запомнились.