— Всё, пошла, родимая! Так, быстро домой, товарищ штурман, попробуйте пролезть на свое рабочее место, а я посплю. Александр Евгеньевич, что бы я не орала, через полчаса меня обязательно разбудите чтобы я не сдохла прямо в самолете, мне нужно будет лекарство принять…
После посадки девочку из самолета вытаскивали на руках, но уже через час она снова скакала как заводная. А когда радионаблюдатели сообщили, что у немца в эфире откровенная паника поднялась, подошла к маршалу:
— Ну что, пришло время гнать меня из армии.
Голованов выстроил экипаж бомбардировщика, в ряд поставив и Таню, а затем зачитал свой приказ:
— Товарищи, сегодня одна очень белобрысая девица просидела двадцать минут без кислородной маски на высоте свыше десяти километров. Можно было бы назвать эту девицу дурой, но мы так делать не будем — потому что в результате, по некоторым сведениям, нам удалось отправить к чертям в ад самого Гитлера и еще нескольких сволочей рангом пониже. Поэтому за проявленное мужество и героизм мы награждаем эту белобрысую орденом Красной звезды. Все мы понимаем, что эта награда лишь в минимальной степени отражает наше восхищение капитаном Серовой, но эта награда не от всего Советского Союза, а лишь от наших ВВС. Танюш, ты извини, но у меня просто под рукой другого ордена нет, а за такое награждать нужно сразу…
Третьим бурно радующимся товарищем стал Павел Анатольевич Судоплатов. Именно шестнадцатого он, после приглашения Горюнова и Владимирова, добрался до Коврова, где ему дали пострелять из новеньких карабина и автомата. Заодно ему показали и Танины мишени:
— Это Таня стреляла с дистанции в двести метров, — сообщил ему Петр Максимович.
— Из этих обрубков?
— Да, но она всегда очень метко стреляет. А еще она сказала, что если калибр увеличить до девяти миллиметров с соответствующей доработкой патрона, то пулей весом в восемнадцать грамм можно будет так стрелять на расстояние до пятисот метров.
— Да уж, гляжу, стрелок она от бога… и под другой патрон смогла выстрел прикинуть. Но все же мне кажется, что мнение стрелка, даже великолепного, должен конструктор все же проверить.
— А эти машинки она и спроектировала. И сама же сделала. И патроны под них сама доработала. И конструктор она великолепный, и с металлом работает лучше, чем иная с тестом на кухне. Должен сказать, что я вообще горжусь тем, что в моем автомате она не нашла практически никаких недостатков. А Василий Алексеевич именно по ее советам на основе этого автомата делает пулемет под тот же патрон.
— Да уж… придумать такое оружие — это же какую фантазию иметь надо!
— С фантазией у нее всегда хорошо было. Ее ПС — просто песня какая-то, а АКС — у меня просто слов нет от восторга. Жалко, что пока их в серию запустить мы не можем.
— А что такое ПС и АКС?
— Пистолет Серовой и автомат компактный Серовой. Подождите, мы сейчас вам и их покажем: в малом количестве их мы изготовить можем, а для вас они, думаю, будут очень полезными.
— Хм… Серова… никогда этой фамилии не слышал.
— Еще услышите, — улыбнулся Семен Владимирович. — Татьяна Васильевна у нас начальник экспериментальной лаборатории, и она такого уже наэкспериментировала!
— Тогда осталось лишь попробовать эти бесшумные машинки с девятимиллиметровым патроном. Эта Серова, она не сказала, когда это получится сделать?
— Карабин можно уже сегодня: она, как всегда, сменные стволы изготовила, а патроны у нас в мастерской переделывают. Только пока их хорошо если десяток готовых, так что на автомат не останется…
Люди — благодаря Тане — ликовали, а Шэд Бласс, вычеркнув из своего списка одну позицию, мучительно размышляла над тем, зачем Тане Серовой срочно понадобилось искупаться в речке Егорлык. Особо позитивных мыслей как-то не возникало — ровно до тех пор не возникало, пока товарищ Берцев как главный инженер завода не задал Тане Серовой простой вопрос:
— Татьяна Васильевна, вы — по мнению Семена Владимировича — придумали неплохую технологию изготовления стволов малых и средних калибров. Проблема лишь в том, что на той машине, которую вы в экспериментальном цеху поставили, даже после доработки нашими технологами мы сможем делать по одному пулеметному стволу каждые два часа, причем только для пулемета Семена Владимировича…
— Так я машинку под этот ствол и делала.
— Я не с претензиями, помилуй бог… то есть я не ругаться пришел, а за помощью. Владимиров мне сказал, что у вас практически готовы чертежи промышленной машины, и если мы ее сделаем на инструментальном производстве…
— Даже не мечтайте. В моей игрушечной машинке восемь маленьких гидропрессов, и их мне сделал Алексей Сергеевич с экскаваторного, причем исключительно в силу моего неотразимого женского обаяния — а больше он их делать не будет.
— Неотразимого женского обаяния? Это как? — товарищ Берцев с любопытством и откровенным недоумением уставился на белобрысую девочку.
— Это так: я сделала умильную мордочку и попросила мне эти гидропрессы сделать. А потом добавила, что если он их не сделает, то в тормозуху рабочим завода добавлю такое слабительное, что весь завод неделю с горшка не слезет. Ох он и ругался! Но отразить мое обаяние не смог, тогда не смог — а теперь сможет: ему уже расписали план по возобновлению выпуска экскаваторов, причем при нормальном восьмичасовом рабочем дне. Так что ему и бодрящий коктейль, и тормозуха теперь без надобности.
— А у нас эти гидропрессы…
— У нас станков нужных нет. Хотя… я слышала, что в городе Сальске есть литейно-механический завод.
— И что?
— Фашисты его, конечно, полностью развалили, но сейчас вроде завод восстанавливают. И если вы сможете Дмитрию Федоровичу внушить идею этот завод восстановить так, чтобы он начал выпуск остро стране необходимого гидропрессового оборудования…
— Забавно ты мыслишь, Татьяна Васильевна. Однако остается вопрос: сколько времени там понадобится чтобы наладить выпуск нужных нам машин?
— Думаю, что в любом случае гораздо меньше, чем нам самим такое производство налаживать. Опять же, на восстановление того завода какие-то фонды уже выделены, а нам на какие шиши его создавать? А чтобы они там особо дурака не валяли, я лично поеду в этот Сальск и всем там пинков надаю чтобы побыстрее шевелились.
— Вот если на тебя, Татьяна Васильевна, не смотреть, когда ты говоришь… И почему ты в доктора пошла, а не в главные технологи к нам?
— Потому что в войну хороший хирург нужнее хорошего технолога: если хирург напортачит, то человек умрет, а если технолог, то какая-то железяка просто окажется немного подороже. Но сейчас острая нужда в хирургах уже вроде прошла… нет, и об этом даже не заикайтесь: мне сначала нужно хотя бы школу закончить и в институт пойти учиться.
— Ну и зараза же ты, дорогая Татьяна Васильевна… ладно, я завтра же к Устинову лично поеду. Но если ты потом в Сальске налаживать производство откажешься… нет, на тебя даже обидеться — и то невозможно. В любом случае ты совершенно права: тебе и школу закончить надо, а через год и в институт поступить. Я считаю, что за учебу тебе наш завод заплатит, ты уже столько сделала, что с нашей стороны не заплатить было бы свинством. И, кстати, сколько ты своих денег в лабораторию вложила?
Из Москвы Берцев вернулся в субботу девятнадцатого — и поспешил Таню «порадовать»:
— Татьяна Васильевна, Дмитрий Федорович твои аргументы принял и Сальский завод пообещал в наркомат вооружений перевести уже к следующей неделе. Но под обещание, что мы — именно мы — наладим там выпуск нужных нам станков. А для начала требуется определить, какие станки потребуются самому заводу чтобы делать то, что ты придумала. Когда сможешь туда в командировку съездить? Устинов ее уже подписал, только дату не проставил.
— Зачем долго ездить если можно быстро слетать? Там рядом вроде аэродром шикарный фашисты построили. Только вот…
— Что?
— Знаю я, как там… то есть на освобожденных территориях, с транспортом. Небось на город полторы машины, одна в райкоме, другая в ремонте. А ножками бегать — подметки сотрутся, да и сами ножки быстро устанут.