— Быстрее. Головой по сторонам не крути — стой у меня за спиной и молчи.
Схватка еще будоражила тело, Марик нервно кивнул, но Кессаа уже обогнала его, и ему пришлось ускорить шаг. У входа в здание две колонны из розового камня поддерживали крытый черепицей навес, но все прочее было образцом беспорядка и безразличия. Некогда прозрачные стекла в окнах были заляпаны грязью и затянуты паутиной, всюду валялся мусор, о двери и стены не единожды кто-то вытирал выпачканные в крови руки, а дюжий репт в дверях, поигрывая широченными плечами, явно имел отношение к разбитым лицам парочки валявшихся в десятке шагов бродяг. Увидев Кессаа, охранник расплылся в сладкой улыбке, но она обошла его, словно еще одну заплеванную колонну, и, когда мимо репта проходил Марик, улыбка на лице ночного стража уже сменилась выражением глубочайшей обиды.
— Ты снова колдовала? — почти крикнул ей на ухо Марик, когда они втроем пробирались через огромный зал, заполненный копотью, запахами вина и еды, множеством разговаривающих, поющих и орущих людей.
— Нисколько, — мотнула она головой, выглядывая кого-то в суматохе, которая Марику казалась преддверием мира умерших обжор, пьяниц и негодяев.
— Там, на входе, стражник был околдован! — почти закричал Марик.
— Колдовства не было, — похлопал его по плечу Насьта.
— Учись чувствовать магию, — улыбнулась Кессаа. — Впрочем, ведь ты и сам околдован. Околдован Орой, пусть и с твоего собственного согласия. Это самая древняя магия, парень. Она не требует ни заклинаний, ничего. Я просто смотрела ему в глаза, вот так, и не отводила взгляда до того мгновения, пока… не прошла мимо него. Вот и все. Правда, эта магия действует только на мужчин. Понял?
— Понял? — Теперь уже Насьта ударил баль по плечу.
Марик смущенно замотал головой. Взгляд Кессаа на мгновение вырвал его из шума и гама трактира, и теперь он сам не сразу пришел в себя, будто падение на дно глаз сайдки требовало торопливого всплытия, как со дна самого глубокого омута.
Плешивый и покрытый морщинами, словно старый сапог, репт, притаившийся у широкой лестницы, которая уходила пыльными ступенями в сумрак второго этажа, поднял голову только после того, как у его носа звякнул кружок серебра.
— Я смотрю, что, чем выше цены, тем ниже качество услуг? — ласково прошипела Кессаа ему в переносицу.
Репт выдержал ее взгляд, не дрогнув. Он только чуть-чуть приподнялся и посмотрел на спутников незнакомки, затем медленно потянул на себя край бумажного листа.
— Надолго в Ройту?
Марик готов был поклясться, что плешивый распорядитель постоялого двора в мгновение определил, на каком языке говорит каждый из представшей перед ним троицы, но сам разговор начал именно на сайдском, понятном для всех троих.
— Как тебе сказать? — нахмурилась Кессаа.
— Так, чтобы не пожалеть о сказанном, — равнодушно бросил плешивый.
— На ночь, — улыбнулась Кессаа.
— Вас трое? — спросил плешивый и, получив презрительный кивок, ухмыльнулся в ответ. — Две монеты золотом, и у вас будет отдельная комната на третьем этаже в конце коридора. В стоимость входит обильный ужин, который принесет мой человек, собственное отхожее место и бочка со свежей водой, крепкая дверь, которую не смогут сломать даже десять рептских стражников, и два потайных выхода. Один через крышу соседнего дома. Второй по лестнице, которая начинается в люке под бочкой. И всего два золотых.
— За одну ночь? — уточнила Кессаа. — А не дорого ли?
— Нет, — выпятил губы и замотал головой плешивый. — Даже дешево! Дядюшка Браг с Крабовой улицы предлагал мне десять золотых только за то, чтобы я позвал его, если ко мне обратится немыслимой красоты сайдка, которую сопровождают два нерасторопных охранника — невысокий толстяк с луком и безусый крепыш с посохом, подбитым сталью. Опять же, рептская стража еще до пожеланий Брага была обязана разыскивать стройную молодую сайдку, приятную на лицо и фигуру, способную к колдовству. И ведь что удивительно: просьба эта подкреплена значительными посулами сразу с двух сторон — и от хеннов, которых тут ждут, как пожара в летнюю сушь, и от риссов, которых боятся еще больше, потому что не знают, чего от них ждать, хотя и они уже в городе.
— Тогда отчего же ты остановился на двух золотых? — усмехнулась Кессаа. — И отчего не посылаешь к стражникам? Вдруг я и есть та самая, которую ищут?
— Каждый торгует тем, что у него есть, — откинулся к стене плешивый. — У меня есть комната. Она стоит два золотых, а не две монеты серебра, как прочие комнаты, которые не хуже, но только потому, что эта комната для хлопотных клиентов. А что касается всего остального — так я чужими тайнами не торгую. Поэтому, и только поэтому, у меня всегда полный зал. И еще всякий — и в Ройте, и в Деште, и даже в Скире — знает: из заведения лысого Прайпа выдачи нет.
— Точно так? — переспросила Кессаа.
— Не сомневайся, — серьезно кивнул плешивый. — Но деньги — вперед.
— Держи.
Кессаа разжала кулак, который все это время держала перед лицом плешивого, и монеты упали на желтый лист и словно прилипли к нему. Прайп в мгновение выдернул из-под стола прозрачную склянку, капнул чем-то на один из золотых, серьезно кивнул раздавшемуся шипению, смахнул монеты и пузырек на колени и поднял улыбающееся лицо:
— Какие еще будут пожелания? Куда собираетесь отправляться завтра? Мои советы дороги, но дешевле, чем мое жилье. Какие предпочтения есть у моих гостей в еде?
— В еде предпочтений нет, — отрезала Кессаа. — Только в ее количестве.
Глава 5
Нежданная встреча
Наутро Марик проснулся с таким ощущением, что во вчерашний день вместилась неделя его жизни, а уж если оценивать события да приключения, то никак не меньше нескольких лет. Правда, и вечер выдался таким, что все пережитое продолжало сниться и ночью, а утром Марик первым делом побежал в крохотную каморку, дверь в которую вела сразу за его лежаком, чтобы удостовериться — помещение, в котором можно справить нужду в отверстие в каменном полу, да и ополоснуться заодно, ему не приснилось. Впрочем, скорее всего, не приснилась ему и вчерашняя обильная трапеза, потому что о завтраке не хотелось даже и думать. Одно только сидело, как заноза в башке: две золотые монеты, на которые в его родной деревне семья могла бы прожить полгода, забыв о тяжком труде и охоте, истрачены на еду и ночлег по грабительской цене.
Впрочем, в просторной комнате, где стояли три роскошных лежака, которые Кессаа назвала кроватями, было светло и уютно, так что мысли о выброшенном богатстве вскоре растаяли, тем более что в собственном несуществующем кошельке Марик убытка не почувствовал, как не чувствовал там пока еще ни одной монеты после того дня, когда потратил один-единственный затертый кругляшок у кузнеца в соседней деревне. К тому же уже умывшийся и тоже слегка ошарашенный Насьта сидел у причудливого закругленного сверху окна с таким видом, словно его отдали в рабство за всю эту роскошь до конца его дней.
— Есть будешь? — жалобно спросил ремини и встряхнул уложенным мешком.
— Нет, — поморщился Марик и оглянулся. — А где Кессаа?
— Ждет в лавке напротив заведения, — объяснил Насьта и прошептал, как будто под одной из кроватей притаился соглядатай: — Ты знаешь, мне кажется, что она собирается истратить еще несколько золотых. И мне это не нравится!
— Почему же? — постарался сделать спокойное лицо Марик. — У нее есть деньги, и она их тратит.
— У меня тоже есть… немного денег, — прошипел Насьта. — Но я не трачу их… так. Отец говорил мне, что разбрасывают деньги вокруг себя только дураки или те, кто отправляется в путешествие в один конец, а Кессаа — далеко не дура. Я бы даже сказал, что совсем наоборот!
— Что значит «в один конец»? — не понял Марик.
— То и значит! — цыкнул зубом Насьта и постучал ребром ладони по горлу.
— Ну это ты зря, — поморщился Марик. — А мы для чего с ней? Не позволим!