— Дядюшка Браг! — повторила сайдка и опустилась на одно колено, чтобы заглянуть под царственное ложе, украшенное резными скульптурами и роскошным балдахином. — Где ты? Есть разговор!

За полуобнаженными телами девушек началась какая-то возня, Кессаа выпрямилась и поманила к себе одну из невольниц.

— Иди сюда, красавица, — махнула она рукой в сторону ложа. — Присядь пока. И ты. И ты. А теперь… — Кессаа подняла руки и выкрикнула: — Все!

Девушки ринулись к огромной кровати с визгом, который тут же сменился криком боли одной из них. Фыркнула стрела Насьты, и один из двух мужчин, скрывавшихся за невольницами, захрипел, пытаясь вырвать стрелу из горла.

— Я здесь! — Уже известный спутникам толстяк, лицо которого побледнело до цвета Молочных пиков, бухнулся на колени и помахал рукой. — Меня кто-то искал?

— Я искала, — бросила Кессаа, перетягивая тканью пронзенную короткой стрелой руку одной из невольниц. — Да не вой ты, девка, легко отделалась, заживет, даже шрама не разглядишь! Ну? Что там, Насьта?

— Лучников нет… — Насьта подошел к окну. — Но стражников с полсотни. Этих, которые с лентами, не видно, но демон их разберет в толпе — вся улица народом запружена! Смотри-ка! Семейка сайдов очухалась — и уже в полном составе! Стражники тащат столб: сейчас будут дверь вышибать!

— Вот что. — Кессаа прищурилась. — Марик, прихвати шторой старшего Торди за ноги да подвесь за окном между этажами. А ты, Насьта, рассыпь из окна серебро и медь. Все рассыпь, да пошире разбрасывай! А ты, — перевела она взгляд на толстяка, — сейчас расскажешь мне, как выбраться из этого домика. И тогда останешься жив.

— Нет отсюда другого выхода! — прошипел толстяк, прислушиваясь к истошным крикам, понесшимся от входа в дом, едва Насьта принялся разбрасывать монеты. — Король Репты будет очень недоволен тобой, девка! Изрядные денежки я отдавал ему! Каждый третий золотой отходил в королевскую казну, а девок только пришлых я брал, ни одной рептки здесь нет!

— Врет, — прошептала девушка, морщась от боли в перевязанной руке.

— Замолчи, дрянь! — завизжал толстяк. — Вольные мореплаватели девок брали, на острова увозили! Кому плохо, если в Ройте меньше потаскух будет? Кому плохо, если люди Торди, да и городские вельможи страсти свои у меня утоляли, а не в грязных кабаках? Не уйти вам! Стражники вас не выпустят, а прорветесь — все одно люди Торди разорвут вас на куски! Вы безумцы! Надо было скрывать, что вы убили Торди, а вы его на потеху всему городу вывешиваете? Он мертвым город еще сильнее испугает, чем живым пугал!

Марик стянул узлом ноги седовласого мертвеца, который начал уже трепыхаться у него в руках, и швырнул его в окно. И в то же мгновение за стенами особняка наступила тишина.

— Что там? — спросила Кессаа.

— Стражники замерли, — ответил Насьта. — Все остальные разбегаются, словно мы демона обезглавленного вывесили.

— Вот и хорошо, — кивнула сайдка. — Не люблю шума. Так что ты сказал насчет запасного выхода?

— Нет его! — заорал толстяк.

— Есть, — прошептала раненая. — На кухне. Я рептка! Отец не смог заплатить на рынке — там меня и схватили. Потом отвели в слободку в неприметный дом, а оттуда притащили сюда.

— Прикуси язык, дрянь! — скрипнул зубами толстяк.

— Слободку хорошо знаешь? — нахмурилась Кессаа.

— Родилась я там, — вдруг заплакала девушка.

— Значит, так. — Кессаа поднялась. — Марик, дядюшку свяжи, чтобы мог идти сам, и глаз с него не спускай. А вы… — Она обернулась к девушкам, напоминавшим сбившихся кучкой лесных зверьков во время потопа. — А вам я даю счету до ста. Мне отчего-то кажется, что этот дядюшка каждой из вас ощутимо задолжал. Так вот, я не обижусь, если каждая подберет себе узелок чего-нибудь ценного, а кто не успеет — тот уйдет без мзды. Живо!

Глава 7

Море

Для одного дня все-таки приключений было слишком много, Марик успел подумать, что убил в схватках нескольких людей, удивился собственному безразличию, которое можно было объяснить только усталостью, и тут же вспомнил спокойное выражение лица, с которым Кессаа причиняла мучения парню со стрелой в животе.

— На. — Сайдка протянула ему маленький мех. — Глотни, у тебя нет ни одной серьезной раны, но вместе их слишком много. Это поможет тебе собраться, а потом… потом, я надеюсь, ты сможешь отоспаться. Но не сегодня.

Баль еле различал ее силуэт в полутьме подземного хода, который они и в самом деле обнаружили на кухне под самым большим котлом, который не использовался для приготовления пищи. Печная топка оказалась лазом, и вот, пройдя не меньше лиги по узкому коридору, перекрытому где каменными плитами, где потемневшим от времени деревом, спутники подобрались к лестнице, уходящей круто вверх. Факелы, сделанные из промасленных тряпок и деревянных черпаков, погасли, только Насьта продолжал держать над головой последний из них и настороженно вглядываться вверх, покрывая копотью и так уже черные своды. Трясущийся от страха дядюшка Браг с заткнутым ртом и связанными за спиной руками стоял рядом.

— Выпей, — настойчиво повторила Кессаа. — Ты сделал главное — выжил в первый день. Запомни: великие воины получаются из тех, кто выжил в первых схватках.

— День еще не закончился, — бросил Марик и глотнул тягучего напитка. Горло словно обожгло пламенем, но через мгновение дыхание стало легким, и даже темнота словно рассеялась. Баль оглянулся — почти три десятка девушек, жалобно пришептывая и тревожно всхлипывая, топтались за их спинами.

— Рака! — позвала Кессаа.

— Я здесь, — шагнула из темноты девушка с перевязанной рукой.

— Не отставай от меня, — потребовала Кессаа и чуть повысила голос: — Эй! Все те, кто сейчас стоит у меня за спиной! Делайте то, о чем я говорила. Осторожно вылейте у себя за спиной на пол масло, что у вас в горшках и бутылях, и бросьте в него хотя бы по одной тряпке. Я видела, вы довольно их намотали на себя.

— Ты все еще думаешь, что стражники последуют за нами? — спросил Марик.

— А мне все равно, — пожала плечами Кессаа. — Кто бы ни полез вслед за нами, он упрется в стену пламени. Точнее, сам окажется в огне.

— А если это невинный человек? — не понял Марик.

— Дело не в невинности, — холодно ответила Кессаа. — Ты думаешь, в войнах с одной стороны всегда только невинные, а с другой негодяи? Нет, все дело в выборе, кому служить. Кстати, именно поэтому лучше всего не служить никому. Ведь так?

Она опять обернулась к девушкам, которые уже перестали шуршать материей и замерли в ожидании.

— Слушайте только меня. Что бы ни происходило, слушайте только меня. Скажу: бегите — бегите, и бегите молча, скажу: ложитесь — плюхайтесь ниц, даже если стоите в грязи. Толстяк сказал, что воины Торди, а уж тем более стражники, ничего не знают об этом выходе, но я не слишком доверчива. Ты понял? Насьта! Вытащи кляп у него изо рта! Ну? — Кессаа смотрела на взъерошенного толстяка спокойно. — Что там наверху?

— Я уже говорил! — Браг оглянулся затравленно, однако даже при свете факела ненависть пылала в его глазах. — Обычный дом! Трое островитян изображают рептских рыбаков! Один выход из дома на Песчаную улицу, другой в переулок. Соседи — обыкновенные репты! Там у меня не проходной двор, это тайное место!

— Ну что ж, — кивнула Кессаа и сбросила с плеч мешок. — Сейчас и увидим, что там. Насьта, ты чувствуешь Аилле?

— Стемнело уже, — коротко отозвался ремини.

Марик вгляделся в округлые черты приятеля. Сейчас они казались заострившимися и грубыми. В какой-то момент ему даже показалось, что он не узнает ремини. Любитель поболтать, Насьта не сказал ни одного лишнего слова с тех самых пор, как вытряхнул из окна борделя серебро и медь. Ну не о монетах же он печалился?

— Держи! — Кессаа протянула Брагу крохотную бутылочку. — Как поднимешься, разобьешь ее. Все, кто будут в доме, уснут. И мы спокойно выйдем. Понял?

— А я как же? — насторожился толстяк, стискивая трясущимися пальцами горлышко сосуда.