— Да не за слепцом мы торопимся, а на ту сторону спешим, — прошептала Кессаа. — Война там, не понимаешь?

— Везде теперь война, — качнул головой старик, сунул в рот кривой палец и вдруг оглушительно свистнул. Не прошло и пары мгновений, а к порогу подбежал один из косматых худых псов, что бродил по берегу.

— Вот, — поймал старик собаку за грязную шерсть. — Пес, и кличут его Пес. Прихватите веревкой за горло и идите, как поведет. Дороги он не знает, а Лата все одно найдет. Понял, Пес? Ищи Лата, ищи.

Вскоре Марик, Кессаа и Насьта, на веревке перед которым бодро трусил Пес, поднялись по склону до расщелины между двумя скалами и оглянулись. Далеко-далеко внизу высаживались крохотные фигурки сайдов, а чуть повыше в сторону ягодников трусил верхом на серой лошадке старик.

— Будем драться? — спросил Насьта, приглядываясь. — Воины не чета тем, что служили дядюшке Брагу. С такими не так легко сладить, да и много их — не меньше дюжины!

— Драться не будем, — отрезала Кессаа. — Некогда нам драться.

Пес бежал резво, но Насьту за собой тянул не слишком сильно — словно соизмерял собственный шаг и скорость нагруженного тяжелым мешком ремини. На ночном привале Пес с достоинством сидел возле костра и ждал, когда ему что-то достанется из пищи. Утром, едва услышал «ищи Лата», опять уверенно потянул спутников меж камней и скал по только ему видимой тропинке. Марик готов был поклясться, что под его ногами нет не только тропы, но даже и единого следа человека, но Пес уверенно трусил вперед, и спутникам ничего не оставалось, как следовать за ним. А дорога становилась все труднее и труднее. Первый день, который замучил Марика бесконечными осыпями и завалами, непроходимыми зарослями колючей горной ели, закончился тревожной ночевкой, но с утра пришлось еще хуже. Перед путниками высилась каменная стена, верхний край которой тонул в облаках, и забраться на нее можно было только по сужающемуся кверху зазубренным клином, поросшему можжевельником и ядовитым плющом скальному языку. Вдобавок пошел мелкий дождь, и преодоление нелегкого пути усложнилось многократно. Марик с трудом выбирал место, куда поставить ногу, потому что, попав между валунами, можно было получить перелом или вывих, а наступив на скользкую прошлогоднюю хвою — сорваться и разбить голову на первом же валуне. Баль даже с тоской начал вспоминать родные мглянские болота, которые еще недавно считал самым мерзким из возможных мест для прогулок и охоты. Да и ремини, когда оглядывался на спешащих за ним друзей, кислой физиономией ясно давал понять — горы не для него. Только Кессаа легко прыгала с камня на камень, правда, и мешок у нее был маленький, но Марик просто не мог представить значительного груза на хрупкой фигурке. И все-таки хрупкость ее была кажущейся: после стольких дней пути Марик уже не сомневался, что, случись ему оказаться с сайдкой с разных сторон и столкнись он с ней на поле битвы, живым ему было бы не уйти. Так кто же была та воительница, бывшая наставница Кессаа, если сама сайдка едва ли не бледнела, когда оборачивалась и высматривала ее на пройденной части тропы?

— Будь я проклят, если это дорога для слепых! — воскликнул Насьта, ударившись коленом о притаившийся за кустом можжевельника валун и прыгая вокруг Пса, который мгновенно оценил обстановку и прилег отдохнуть. — Сколько мы уже проковыляли за полтора дня?

— Лиг пять или семь, — хмуро ответила Кессаа, вглядываясь в мешанину скал под ногами.

— Это если судить о нашей дороге как о расстоянии между там и здесь, — не согласился Насьта. — А если растянуть ее в длину, словно спутанную нить, то будет не меньше двадцати, и половину из них я карабкался, опираясь о камни руками!

— Если так же растянуть путь от Подгорки до Омасса, то пятьдесят лиг превратятся в двести, — спокойно ответила Кессаа. — Поэтому растягивать не советую. Вдруг дальше дорога будет ровнее…

— Сомневаюсь, — заметил Марик. — Когда мы были еще далеко от этой стены, то видели за ней вершины гор. Они вовсе не напомнили мне ни о чем ровном.

— Анхель всегда говорил, — проворчал Насьта, — что ремини самые мудрые в Оветте. Так вот, горных ремини не бывает. Надеюсь, вам это кое о чем говорит.

— Анхель мудр, — кивнула Кессаа. — Но мудрость дороги отличается от той мудрости, что копится годами, проведенными на одном месте. Насьта, посмотри-ка вниз. Вон на ту скалу, что мы миновали утром. В двух лигах под нами. Ты ничего не видишь?

— Как же не вижу! — возмутился ремини. — Дым костра. И вижу я его точно так же, как занозу в собственной ладони!

Марик пригляделся к едва различимому серому пятну и покачал головой:

— Не вижу я ничего! А что, если это Рох с проводником? Могли мы как-то миновать их?

— Только в том случае, если Пес дурачит нас, — пробормотала Кессаа, но ремини неожиданно вскочил на ноги:

— Я вижу пятерых! И, мне кажется, это те самые сайды, что высадились в Подгорке сразу после нас!

— А отчего мы волнуемся? — нахмурился Марик. — Что, если им просто по пути с нами?

— Ну уж нет! — усмехнулась Кессаа. — Кто-то из нас отправится к праотцам, а не в Омасс. И это не мы! Быстро наверх! Нам осталось меньше лиги!

«Меньше лиги» дались всем троим с трудом. Последние две сотни локтей пришлось перебираться с уступа на уступ, и, если бы Марик не посвятил часть детства лазанью по деревьям, он сорвался бы вниз не один раз. Даже Пес то и дело поскуливал перед особо высокими выступами, и Марик и Насьта передавали его с рук на руки.

— Иногда я думаю, что собакой быть вовсе не так плохо, — простонал Марик, ставя Пса на последний барьер. Поморщившись, баль подтянулся, встал на ноги, наклонился, чтобы протянуть руку Кессаа, и тут же почувствовал ледяной ветер, который забрался к нему под куртку.

— Да, не слишком приятная местность, — вымолвила, отряхиваясь, сайдка.

Они выбрались на суровое плоскогорье. Примерно на лигу впереди лежала голая равнина, кое-где усыпанная камнями и покрытая голубоватыми и темно-зелеными мхами, а за ней начинался новый подъем, и на нем полосы камней перемежались с языками снега.

— Кессаа! — окликнул ремини сайдку. — Посмотри!

Марик подошел к обрыву. Далеко внизу, примерно в двух лигах, через осыпь перебирались крохотные фигурки — их было не меньше десятка.

— Может быть, дождаться их здесь? — спросил Марик. — Насьта! У тебя хватит стрел?

— Стрел-то хватит, но стрелы рассчитаны на дураков и зевак, — прищурился ремини. — Среди кустов и скал они будут неплохо защищены, а я здесь — как комар на лбу. Нет, надо уходить.

— Да, — кивнула Кессаа. — Надо уходить, но сначала предлагаю немного пошуметь.

— Что ты предлагаешь? — не понял Марик, глядя на сайдку.

— Ты угадал. — Кессаа похлопала ладонью по тяжелому валуну, который был выше ее ростом. — Не волнуйся, поднимать его я тебя не заставлю: нужно всего лишь сдвинуть камень с места. До края обрыва каких-то три локтя. Лучше было бы выждать, но времени нет.

— С таким же успехом я мог бы удариться в этот камень головой, — прошептал в изнеможении Марик, когда после совместных усилий — его и ремини — они оба прислонились к валуну спиной. — Он и не думает шевелиться! А что, если это голова скалы? Ее шею мне не перерубить!

— А древком? — прищурилась Кессаа.

— Марик… — вытер пот со лба ремини. — Священное дерево ремини — очень прочное… Очень-очень прочное! — добавил ремини в ответ на недоверчивый взгляд.

Марик сплюнул и поднял древко. Не хотелось расставаться с полюбившимся оружием. Уж больно хрупким оно выглядело перед огромным камнем.

— Вот сюда, — показал Насьта ложбинку у основания валуна. — Его ж катить надо, а не двигать!

Марик выругался про себя и загнал под камень заостренную пятку, затем ухватился за него и попробовал сдвинуть камень с места. Показалось ему, что валун дрогнул, или нет, но древко спружинило, словно оно было выковано из лучшей стали.

— Ничего не получится, — тяжело разогнулся баль. — Тут и десятка таких, как я, не хватит!