— Ты только не обижайся, — задумчиво почесал подбородок ремини. — Но такушки валуны никто не катает. Ну хорошо, не валуны — стволы огромных деревьев. А они ведь на всю длину тяжелее такого булыжника могут оказаться!

— А как катают? — обозлился Марик.

— Ты успокойся, — посоветовал ремини и подхватил древко. — Загнал хорошо, не спорю, а поднимать зачем? Иди-ка сюда и вставай рядом со мной. Помогу, хотя ты бы и один справился! Здесь берись! За самый конец! Тебе ж рычаг нужен! И не бойся, не сломаешь! В самом плохом случае согнешь, но я-то свой лук гну без опаски, и ты не бойся!

— Я боюсь? — попытался возмутиться Марик, но в это мгновение камень шевельнулся, накренился и вдруг с шумом и грохотом ринулся вниз по склону, прихватив с собой не менее двух локтей скального обрыва.

— Ну? — закашлялся ремини, поднимаясь с подступившего к самым ногам края осыпи. — Что я говорил? Что там видно, Кессаа?

— Ничего, — покачала головой сайдка. — Камнепад получился, но результата пока разглядеть не могу.

Марик громко чихнул, смахнул пыль с лица, отодвинул в сторону Пса, который поглядывал на своих погонщиков с неодобрительным удивлением. Внизу, расширяясь пологим клином, поднималась клубами пыль и продолжал доноситься грохот.

— Подождем? — спросил Марик.

— Нет, — покачала головой Кессаа и крикнула: — Пес, ищи Лата!

К вечеру Пес нашел юного хозяина. Плоскогорье сменилось новым склоном, и там на снегу Марик впервые увидел следы. Бесформенные юноши — из-за разбитой обуви проводника — и аккуратные и твердые слепого. Следы Роха сопровождали отверстия: он опирался о посох. Тут-то Кессаа и приказала переодеться, что для Марика оказалось двойной радостью. Вместе с теплом к нему пришло облегчение: за спиной осталась только палатка. Отдых был недолгим. Дорогу спутникам преградил ледник, но цель была уже близка, и Пес начал рваться с веревки. Пол-лиги перехода между промоинами и ледяными расщелинами завершилось промерзлыми скалами, за которыми началась настоящая тропа. На ней-то спутники и настигли Роха и его провожатого. Тут же все стало ясно. Проводника и слепца соединяла тонкая цепь. Она начиналась от браслета на запястье Роха и заканчивалась на стертой уже до крови шее молодого парня, который кутался на холодном ветру в жалкие лохмотья. Пес вырвал веревку и бросился к Лату.

— Кто это? — напрягся Рох. — Вот уж не думал, что на этой дорожке так многолюдно! Кто здесь?

— Старые знакомые, — пробурчал Насьта. — Такушки, выходит, до Скира следует добираться? А почему не морем?

— Ах вот кто вы, — с облегчением выдохнул Рох. — Ну что же, не самый плохой случай. После того, что приключилось с жителями Подгорки, я был готов к худшему.

— А худшее может и наступить, — заметил Марик. — Хозяин неприметного дома на Крабовой улице оказался не слишком гостеприимен!

— В самом деле? — Слепой удивился. — Невероятно! Скирский конг доплачивает старику за каждого колдуна хорошую монету — отчего же он не смог сговориться с вами?

— Неважно, — оборвала разговоры Кессаа. — Скажем так: мы не привыкли наниматься на службу, если служить не собираемся. Твоя служба тоже закончилась, однако горные перевалы не самая хорошая дорога для слепого, даже если у него имеется прочный поводок для проводника.

— Ах это? — рассмеялся Рох и взмахнул цепью. — Если бы не она, парень давно уже сбежал. Он добрый малый, убивать меня не будет, но сбежит при первой возможности. А так — мы вместе. Я отпущу его в Омассе, едва переберусь через Даж. И расплачусь, как обещал. Зачем мне копить проклятия чужих людей? Я честный человек! И насчет пути по морю тоже не буду скрывать: нечего мне там делать. Все галеры останавливаются в Скире, а оттуда уже не вырвешься — подручные старшего мага Ирунга ни с кого глаз не спускают, готовятся к встрече с хеннскими шаманами и рисскими магами. Меня это не прельщает. Будь я моложе, еще подумал бы, а так-то — что может быть лучше маленького домика на высоком берегу Дажа, садика с ягодными кустами, пары бочек вина и молодой крепкой служанки, не чуждой плотских удовольствий? Я не слишком оскорбляю твой слух, девушка?

— Не больше, чем я твой взгляд, — отрезала Кессаа. — Дальше мы идем вместе.

— Почему же? — удивился слепой. — Я не могу вас задерживать.

— Мы потерпим, — скривила губы Кессаа. — Но сзади идет враг. Не меньше десяти крепких воинов. Им легче будет переступить ваши трупы, чем сталкивать вас в пропасть.

— Что на самом деле одно и то же, — уныло пробормотал Рох. — И кто же эти грозные преследователи?

— Сайды, — вздохнула Кессаа. — Но не думаю, что стоит рассчитывать на их милосердие.

— Я и не рассчитываю, — примиряюще заморгал слепой. — Много раз замечал, что милосердие — публичная штука, впрочем, как и геройство. Быть добрым и храбрым легко, когда на тебя смотрит множество глаз, а вот где-нибудь в горах такой благодетель или храбрец, как правило, готов выплеснуть изнутри весь скопленный мрак. Вы поделите со мной расходы на проводника? Вряд ли мы обойдемся без него.

— Поделим, — задумалась Кессаа. — Но при одном условии.

— Слушаю с трепетом, — растянул губы в улыбке слепой.

— Сними с него цепь, — потребовала Кессаа.

— Но… — замялся Рох.

— Лат, — окликнула Кессаа парня, который молча гладил собаку и трепал ей уши. — Сколько дорог ведет в Омасс?

— Одна, — тихо отозвался парень, с трудом выговаривая слова по-сайдски. — Порой она ветвится, разбегается на тропы, но главная дорога одна. И все тропы рано или поздно возвращаются к ней. Но здесь никто не ходит.

— Теперь уже ходит, — не согласилась Кессаа. — Я прослежу, чтобы расчет с твоим провожатым был полным, и добавлю от себя пару золотых в Омассе. Конечно, если ты не сбежишь по дороге.

Паренек помолчал, взъерошил жидкие волосы, пугливо бросил:

— А за нами в самом деле идут воины? А деда моего видели? Это вас Хвост привел?

— Значит, — усмехнулась Кессаа, — у пса все-таки есть имя? Воинов ты скоро увидишь, с дедом все в порядке. Я могу тебе верить?

— Можете, — согласился парень.

— Хорошо, — кивнула Кессаа и произнесла несколько слов на бальском. Пес зарычал и едва не укусил парня. Лат отпрыгнул в сторону и уставился на собаку расширенными от ужаса глазами. — Видел? — спросила Кессаа и щелчком пальцев успокоила собаку. — Если обманешь, я за тобой не побегу. Пес побежит за тобой. Вряд ли он тебя загрызет, но покусает точно. Рох, снимай с парня ошейник, тебя поведет Марик.

— Ты знаешь бальские заклинания? — удивился тот.

— Я многое знаю, — вздохнула Кессаа. — А теперь — в путь, нужно подобрать место для ночлега. Марик, у тебя в мешке была еще пара обуви и халат. Брось его Лату, а то наш проводник скоро превратится в сосульку. Насьта! Почаще оглядывайся да держи лук наготове, а дрова передай Марику! И — в путь, в путь!

Уже вскоре Марик уверился, что опасность превратиться в сосульку грозит каждому из увеличившегося до пяти человек отряда. Постепенно дорога сузилась до трех-четырех локтей, по правую руку открылась пропасть, слева взметнулись скалы, и ледяной ветер не сносил путешественников с тропы только потому, что налетал со стороны бездны и прижимал их к холодному камню.

Марик шел сразу за пареньком и уже не мечтал на первой же ночевке спалить большую часть натрудившего спину груза: невозможность отогреваться у костра каждую ночь казалась все страшнее и страшнее. Какие несколько дней! — одного дня хватит, чтобы промерзнуть до костей, а затем свалиться в пропасть и разбиться на ее дне на мелкие осколки. И это лето? Что же творится на тропе зимой? Нет, точно говорили Кессаа: нет перехода на ту сторону гор, потому что такая дорога переходом называться не может.

— Здесь! — наконец остановилась Кессаа, когда тропа скользнула в узкий распадок, чтобы после него выбраться вновь на головокружительный карниз. Сумрак уже сгустился настолько, что узкая речушка на дне пропасти скрылась во тьме, и Марику начало казаться, что сама ночь выползает у него из-под ног. — Здесь, — повторила Кессаа и присела на замшелый валун. — Разводи костер, Марик. Сегодня нас уже не достанут, а завтра мы поищем хорошее место для первой встречи. Я кое-что оставила на тропе — ночью они карниз не пройдут. Всем отдыхать, я услышу, если что, да и Хвост не даст нам проспать, ведь так же?