— Чем славны вельтские дудки, знаешь?

— Нет, — пожал плечами Рин. — Правда, Хаклик говорил, что минутная мелодия, которую вельт-дудочник выдуть может, способна о нем рассказать больше, чем неделя пьяного трепа с тем же вельтом.

— Может, и так, — усмехнулся Орлик. — Но есть и еще кое-что. В вельтскую дудку, — он тут же извлек из сумы желтоватую палочку с отверстиями, — дуть не обязательно. В нее можно просто дышать, она все равно звук издаст. Порой и слышит-то его только игрец, а все одно слышит! Если в море налетит шквал, дудочник поднимет ее, прислушается и скажет, будет ураган, не будет, когда ветер уляжется, далеко ли вынесет. Дудка даже слабый ветерок чувствует. Главное — не держать ее в суме. Понял?

— А? — только и сумел протянуть Рин, глядя, как вельт убирает дудку обратно в суму.

— Клапаны держи открытыми, — объяснил вельт, наклонившись к уху Олфейна, и коснулся огромными пальцами ушей, носа, уголков глаз, сердца Рина, черканул по доспеху под ветхим плащом Хаклика вдоль позвоночника. — Не забивай клапаны обидами да нуждою, радостью да раздумьями. Пусть время через них проходит, как ветерок сквозь вельтскую дудку, и ты все услышишь. Враг твой еще только за ложе самострела ухватится, а ты почувствуешь, как стрелка его ветер режет. Враг твой еще улыбку из губ на лице своем складывает, а ты холод из его сердца собственным сердцем прочтешь.

— А если друг? — спросил Рин, затаив дыхание.

— Друг? — поднял брови Орлик. — Вот сердце твое запоет, значит, друг думает о тебе. Или ты о нем. Хотя, честно тебе скажу, парень, я предпочитаю думать или о подружках, или о еде. Все-таки зря я вчера отказался от телятины, зря!

Тесно было на торжище. Хоть и велика площадь, и торг шел у Дальней заставы и в Диком поселке, и в магазинчиках за Главной стеной, а все одно — тесно. Ничто не останавливало торговцев: ни строгий досмотр, ни запрет всякого оружия, исключая разве обычные ножи, ни изрядная подать за торговлю. Уж больно выгодным было сбыть товар в Айсе да прикупить чего-нибудь из того, чем Погань со смельчаками делится. А уж если магического льда удавалось раздобыть поперек королевским да вельможным скупщикам, всякая поездка выгодной становилась!

Одно неудобство доставляло: на ночь в городе остаться не получалось. Гостевые ярлыки богатые либо давние торговые гости купить могли, а всю челядь, всех слуг на ночь в постоялые дворы Дикого поселка отправляли, где те без присмотра хозяев отдавали должное вину да пиву. А уж за товаром присматривал кто-нибудь из торговцев победнее, который своими силами оплатить ярлык никак бы не сумел. Впрочем, сильно торговцы о неудобствах не рядились — и пообвыклись уж, и ни одна сотня лет обычаям минула, да и стражники айские против скамских или тарских благодетелями казались.

Меняльные лавки теснились у самой Кривой часовни, сложенной то ли из черного камня, что, в отличие от серого, добывали не в штольнях Айсы, а на окраине Погани, толи из закопченного с забытым уже умыслом. Но сами приземистые сооружения айских «денежных сундуков» были тщательно выбелены, что верно должно было свидетельствовать о чистоте замыслов менял и заимодавцев.

У часовни толпились зеваки и многочисленные тягальщики купеческих повозок с наброшенными на плечи сыромятными попонками, которые предохраняли несчастных от кровавых мозолей. Впрочем, несчастными бравые молодцы Олфейну не показались, как не казались они несчастными и охранникам, что стояли у каждого меняльного заведения и тревожно хмурили брови — нежелательное соседство их явно беспокоило.

Орлик окинул похолодевшим взглядом выстроившихся в очередь скамов и решительно направился к самой неприметной из лавок, возле которой сидел на корточках седой тарс и перебрасывал из ладони в ладонь короткий, почти без рукояти, нож.

— Вот, — бросил вельт через плечо Олфейну, — смотри, парень: два десятка вооруженных здоровяков, а воин только один.

— Как ты определил? — не понял Рин.

Тарс не двинулся с места и не повернул головы, даже когда Орлик поравнялся с ним.

— Держи клапаны открытыми, — хмыкнул вельт и толкнул низкую дверь.

Меняла Вохр оказался худым и сутулым стариком, морщины на лице которого были почти столь же глубоки, как улицы Айсы. И кресло, на котором он сидел, было древним, потому что его торчащая из-за тяжелого стола и тщедушного силуэта менялы спинка рассохлась и пошла трещинами. И сам глухой стол с выдолбленными пазами для сортировки монет не уступал возрастом креслу и старику.

В тесной, но ярко освещенной полудюжиной светильников комнате не было ни скамей, ни табуретов, зато пол половины помещения возвышался над порогом входной двери, словно помост, так что меняла при желании мог бы взглянуть в глаза Рину не поднимая головы. Вот только с Орликом у него такой фокус не вышел бы.

Вохр внимательно посмотрел на великана, затем перевел взгляд на Рина Олфейна, пожевал нижнюю губу и сдвинул раскатанный на столе свиток.

— Продаем, меняем, покупаем?

У него оказался тонкий голос. Пожалуй, если бы он попробовал шептать, то издал бы писк, но гости не позволили себе и намека на улыбку.

— Спрашиваем, — ответил вельт и прихлопнул к столу чужеземную монету. — И что-то мне подсказывает, что ответы должны быть уже оплачены. Правда, никак не могу догадаться, где Камрет взял лестницу, чтобы говорить с тобой, глядя в твои глаза, меняла?

— Он подпрыгивал, — немедленно изрек Вохр и тут же спросил сам, все еще не сводя взгляда с Рина: — На днях я возвращался домой позднее обычного. Я бы даже сказал: так поздно, что еще чуть-чуть и можно было бы не возвращаться вовсе. Так вот мне показалось, что на воротах Северной башни один здоровенный вельт катил тележку Солюса, в которой лежал молодой парень.

— Всякое случается в жизни, — дернул плечом Орлик. — Здоровенный вельт мог бы донести молодого парня до дома и на плече, если бы не думал об удобстве спящего.

— Проснулся, значит? — кивнул Вохр Олфейну.

— Проснулся, — ответил Рин и нервно сжал рукоять меча. — Менялу интересует всякий горожанин, что не может добраться до дома самостоятельно?

— Менялу интересует то, что может навредить его делу, — дернул щекой Вохр. — Менялу интересует, куда дует ветер, о чем думает нынешний старейшина магистрата Гардик, отчего на торжище мало торговцев, а те, что есть, не столько торгуют, сколько красуются перед магистерскими учетчиками? Почему тележные тягальщики разом помолодели, раздались в плечах и разжились нестертыми попонками? И отчего Солюс сократил дневные службы для горожан в Кривой часовне? И что за интерес у скамов к поганому, как они раньше заявляли, огню? И в том числе, что сын Рода Олфейна потерял ночью в Каменной слободе и что за девку с перстнем разыскивает Фейр Гальд? Но не из-за праздного любопытства, а для того, чтобы знать, куда податься старому меняле — за главную стену Айсы или еще дальше?

— А что сказал тебе Камрет? — растянул губы в улыбке Орлик. — Или он так и не вытряс на этот пол ни одного совета, пока прыгал перед твоим столом?

— Камрет? — Вохр сузил глаза, отчего они почти вовсе исчезли в морщинах. — Камрет хитер. Вот уж о всяком могу сказать, кто чего хочет, а о нем — никогда. Ты, вельт, хочешь ясности в голове и над землей, и морского ветра в лицо, если не считать теплого лона и горячей похлебки; твой молодой приятель жаждет достоинства и чести, не понимая, что честь либо есть, либо ее нет; его дядя хочет кострище повыше, чтобы было куда сунуть пылающий у него в глазах факел; а чего хочет Камрет — не знает никто. Но совет он мне дал. Бесплатный, но дорогой. Бежать подальше от Айсы и от Погани.

— И что же ты тянешь? — прищурился Орлик. — Что тебе совет Камрета, которого ты понять не можешь? Или не стоит уже Айса на этом холме больше тысячи лет? И тот же Камрет разве не исчезал уже из Айсы на годы? Может быть, ему просто компании для путешествия не хватает? Или дорожки уже обрезаны?

— Говоришь много, — повел сутулыми плечами меняла. — Знаешь, как у купцов? Чем меньше хочет сказать, тем больше болтает. А Вохр всегда дорожку отыщет, и отыскивал до сих пор. Тысяча лет, говоришь, Айсе? Большой срок! Немногие города могут похвастаться древностью, но и среди них нет вечных. И я не вечен. Знаешь, вельт, скоро равноденствие. Праздник. Может быть, последний для меня. Я люблю праздники. Вон скамские акробаты и шуты уже колья забивают, помост потешный ладят. Посмотреть хочу. Думаю, что будет на что посмотреть в этом году. Слышал, что Фейр Гальд собирается проучить одного молодца за то, что тот не совершал. Слышал разговоры, что скоро пепел засыплет улицы Айсы по колена. И вот думаю теперь, что выбрать — представление или пожить еще пока?