Вернулась в берлинскую гостиницу Таня уже через пять дней, ранним утром вернулась — а вечером уже ненадолго зашла в экспериментальную лабораторию. Оттуда — в общежитие, где вручила соседкам новогодние подарки. Пока еще контрабандные «нейлонки», причем по две пары каждой, кофточки из натурального шелка, по большой банке кофе (тоже контрабандного, его из американской зоны Германии таскали отдельные антисоциальные личности)…
А в четверг, на очередной встрече со Сталиным она протянула ему пачку фотографий:
— Вот вас, Иосиф Виссарионович, новогодний подарочек от меня. Правда подарочек специфический, но какая уж дарительница, таков и презент. Надеюсь, вы не страдаете желудочными болезнями?
— Мне кажется, что про желудочные вы… это что?
— Да я по случаю фотоаппарат купила, себе в подарок. И пленку тоже. Пленка была редкая, цветная, АГФА. Честно говоря, дрянь полная, ее проявлять сплошное мучение. А уж сами фотографии печатать… ужас!
— Я не про фотоаппарат спрашивал.
— Да шла я мимо… случайно, гляжу — валяются. Я и сфотографировала несчастных… жертв несчастного случая. Согласитесь: такой случай для объектов мало кто сможет счастливым назвать.
— Это…
— Вот это — некто Степан Поппель, а остальные — члены его семьи, как я понимаю.
— А…
— Отравление угарным газом, как я понимаю. Несоблюдение техники безопасности — оно, как видите, небезопасно.
— Я хотел…
— Как вы только могли такое подумать? Я в Кельне вообще ни разу в жизни не была, и вообще всю неделю в Берлине по магазинам да рынкам шастала!
— И никто…
— Иосиф Виссарионович, это я в Системе была смутной тенью — но там каждый квадратный сантиметр пятью камерами просматривается круглосуточно, а здесь меня вообще никто не видел и не слышал. Вот еще пленка, на которую все снималось… неизвестно кем, естественно.
— Ну что я могу сказать, подарок… хороший. Спасибо! Но тогда я просто вынужден задать один вопрос… надеюсь, правильный вопрос: а вы не могли бы оказать помощь Павлу Анатольевичу… хотя бы советом. На западе страны, как вы, вероятно знаете…
— Отчего не помочь хорошему человеку? Помогу, и не только советом. Сама я, конечно, никуда не полезу, но обеспечить его группу нужными техническими средствами… его объекты нам живьем нужны или можно в связи с разными несчастными случаями…
— Желательно живьем.
— Сделаем. Вот Павла Анатольевича вы предупредите, что я к нему с полезными советами приду.
— Непременно предупрежу. Когда ему вас ждать?
— Думаю, сразу после нового года. Добрым словом и пистолетом можно достичь большего, чем одним добрым словом: мне надо для него кое-что сделать сугубо материальное. Числа до десятого я все как раз и сделаю…
Вечером Сталин, пригласив Берию, протянул ему фотографии:
— Лаврентий, ты был совершенно прав в своих подозрениях. Я имею в виду те, что никогда мы не найдем никаких улик. Эта девочка просто слетала в Берлин, чтобы купить новогодние подарки соседкам по комнате… чулочки нейлоновые, видишь ли, им захотелось, контрабандные. И Берлин она ни на минуту не покидала, так ведь?
— Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что лично нам ее бояться точно не надо. Эти картинки она принесла мне как подарок на Новый год. Она. Мне. Просто. Сделала. Подарок.
— Сильно…
— Она еще Паше пообещала кое-то подарить, чтобы ему работалось проще. Что именно — не говорит пока.
— Возможно, что и сама пока еще не знает. У нее новые идеи появляются неожиданно.
— Но почему-то очень вовремя. Да, вы спросили у Вознесенкого про черную женщину?
— Лично ему вопрос задал, и даже подумал, что он обделается, с места не сходя. Вот протокол… Это тоже она была?
— Так, — тихо проговорил Сталин, просмотрев протокол, — причин для помилования, выходит, больше нет. Жаль, что мерзавца только один раз можно расстрелять, но уж что сможем, то и сделаем. Да, она.
— Еще одну Звезду?
— Ей не понравится… мы подумаем. Но — недолго…
Глава 6
Второго января к Тане в общежитие приехал Владимир Михайлович и с порога объявил:
— Таня, я у тебя заберу самолет.
— Почему? Я же…
— Не почему, а зачем. Там товарищ Румянцев серьезную такую доработку двигателя провел…
— Он же, как я слышала, новый двигатель для вашего большого самолета сделал.
— Да, но у него шило в… одном месте видимо покоя не давало, он и первый двигатель доработал. Хруничев предложил провести ремоторизацию М-7, так как два почти одинаковых двигателя выпускать крайне невыгодно, но опытная машина для такой работы подойдет лучше серийной, к тому же у нее и по прочностным характеристикам запас…
— Поняла. А когда новые моторы поставите, мне его обратно отдадите?
— Скорее всего нет. Просто потому, что была команда для тебя отдельную новую машину изготовить, с новыми моторами, из новых сплавов… ну и вообще получше. Машине уже индекс присвоили М-11, она будет на полтора метра длиннее и, как мне сказал Михаил Васильевич, будет выпускаться вместо Ли-2. По расчетам с новыми двигателями скорость у нее будет уже под пятьсот, дальность две четыреста. Но сначала нужно быстро отработать управление новыми моторами…
— Ясно… а «арку», интересно, я смогу быстро научиться водить?
— Не надо, у тебя, как я понимаю, сейчас все равно сессия, а числа двадцатого зайди ко мне на завод, там как раз закончат еще одну машину. В серию она, мне кажется, не пойдет, но для твоих целей и с твоими навыками…
— А что за машина-то?
— Увидишь.
Девятого января Таня незаметно вошла в одно всем известное здание на площади Дзержинского и зашла в кабинет, в котором сидел Павел Анатольевич. Который, собственно, ее и ждал — но очень удивился, когда дверь открылась и в нее вошла девушка с белыми волосами:
— Добрый… день, присаживайтесь… мне почему-то с проходной не сообщили, что вы пришли.
— Ничего страшного, я им не сказала об этом. Вы, наверное, подарочки от меня ждете, так вот: это – штука, из которой стрелять, а это — чем стрелять. Надеюсь, у вас есть люди, стрелять умеющие… но штука не очень простая, стреляет… специфически, вот эти патроны, с красной головкой — учебные. Габаритно-весовые макеты, для тренировки, чтобы люди поняли куда граната летит. Вы в лесу работать собираетесь?
— Скорее в городе. В частном доме или даже в квартире, пока неизвестно.
— Понятно. Если в городе, то лучше всего стрелять в окно, двух гранат на любой дом и тем более квартиру хватит.
— Термобарические?
— Нет, чистая химия: мне сказали, что вам их живьем брать надо. Все ваши люди перед стрельбой, примерно минут за пятнадцать, пусть выпьют по одному вот этому пузырьку. Но только по одному, от двух им плохо станет. Стреляете гранатами в окошко, минут пятнадцать просто ждете, а потом заходите внутрь и всех забираете кого вам надо. Клиенты будут как китайцы в опиумном притоне: ничего не соображающие и даже шевелящиеся с трудом, так что их тащить придется, так что носильщиками запаситесь. Но лучше сразу связать их покрепче: где-то через час, даже чуть меньше, кто-то может и очухаться.
— А может и не очухаться?
— Может очухаться часа даже через три. Здоровью эта гадость не вредит… ну, почти не вредит, а на тех, кто заранее противоядие выпьет, она вообще не действует. Хотите попробовать?
— Что-то не очень.
— И правильно. Вся эта химия очень дорогая получается… Да, срок хранения противоядия где-то полгода, гранат — думаю, не меньше года, но лучше, если вы мне все, что не истратите, вернете — я вам лучше новых понаделаю.
— А если в лесу придется?
— Если искомые граждане в схроне заныкаются, то просто в трубу одну гранату пустите, а потом… но я бы термобарической лесников этих… впрочем, вы тут главный, так что меня не слушайте.
— Интересная у вас химия.
— Не очень, ее делать неприятно. Но штуки получились нужные, общественно полезные, так что… берите и работайте. Единственное, о чем попрошу, вы их просто так не тратьте на шушеру всякую. У меня сессия, времени новые делать просто нет. Ладно, пошла я.