Время от времени Эдриан отключался, видел обрывки сновидений, барахтался в них, потом рывком приходил в себя. Время от времени он ходил вокруг да около, мерил ногами логово, словно заточенный зверь. Иногда брал гитару и начинал мурлыкать обрывки старых песен или просто импровизировать, пытаясь выплеснуть тревогу. Затем Квинт подходил к Чес, проверял, не заросло ли пулевое отверстие, не изменился ли цвет лица, брал за тонкое запястье, проверяя пульс. Просто прикасался, чтобы успокоиться.
Сложно сказать, сколько прошло времени. Квинт облокотился о матрас, положил голову на руки… и снова отключился. В красном тумане сновидений звучали обрывки песен, и он блуждал среди них в поисках выхода.
Он резко распахнул глаза, почувствовав тревогу. Что-то случилось? Вокруг стоял обычный ровный гул работающих процессоров. Эдриан посмотрел на Чес.
«О, слава богу!»
Лоб был гладким, без единого напоминания о ранении, брови подергивались, словно ей снился какой-то неприятный сон. Эдриан ласково провел ладонью по ее лицу, убирая выбившиеся пряди, и сказал:
— С пробуждением, принцесса.
06. Новая охота
Старый кинескопный телевизор шел рябью всякий раз, когда Рэд Шестерка заходился громким истеричным смехом.
— Христова срань, малыш, ты и правда тащилась по ЭТОМУ?!
Он громко хрустел соевыми чипсами, разбрасывая крошки по дивану. На полу валялась целая гора пустых пачек. Чес хотелось возмутиться — она уже давно отучилась бросать мусор на пол. Она вообще-то уже давно леди, а не грязный опоссум.
— Не гони. — Шестерка бросил в рот очередную горсть чипсов, не отрываясь от экрана. — В душе ты навсегда останешься маленькой тупой грязнулей. Кого ты хочешь обмануть? Старину Рэда? Не. Я-то тебя знаю. Я же живу у тебя в башке, помнишь?
Хотелось послать его в жопу, но, зная Шестерку, ему такое путешествие только понравится. Да и говорить почему-то не получалось.
За пределами темной комнаты послышался какой-то шум. Музыка? Голос? Знакомый…
— Не отвлекайся! — Рэд щелкнул ее по носу, а потом ткнул пальцем на телек. — У нас тут вообще-то сеанс говняного кино!
Выпуклый экран транслировал черно-белые кадры старых частей «Героев». Кажется, это третья, тут Капитан Бруклин перестает быть волком-одиночкой и собирает свою первую супергеройскую команду. Резвый Блю, Колошмат, Морозный Гейл, Багряный Зверь… стоп, это что-то новенькое! И почему Резвого Блю играет Дедуля? Какая-то чушь…
— Нет, правда, малыш. Не понимаю, как можно было по такому тащиться в твои годы. Это ж… не знаю… для детей или имбецилов.
Ты прав, дружище. Это и впрямь какая-то хрень.
Теперь она это понимала. Как говорила Сэт — тупая пропагандистская чушь. Стыдно, что она вообще когда-то по такому тащилась.
— Ага. — Рэд премерзко ухмыльнулся, щупая ее за бесчувственное бедро. — Стыд-то какой. А ведь Квинт тебя такой видел. Мелкой тупой дурочкой. Фанфики твои читал. Да он расколол твою игру в секси-леди прямо с первых минут! Отвечаю.
Скотина дохлая. Обидно. Больно. Но, кажется, он прав. У-у-у, лучше остаться здесь навечно и никуда не выходить. Тут ее хотя бы никто не видит, кроме Рэда. Только это не Рэд, а какой-то злобный демон, принявший облик Шестерки. Он приходит сюда, чтобы снова и снова унижать ее — такой вот персональный ад.
— Ну ты и выдумщица! Эй… кино кончилось. Надо поставить еще кассету.
Странно, но под старым телеком действительно стоял видеоплеер. Ну и сюр. Чес любила олдовую технику — может поэтому ей так нравился Квинт? — и потому отлично знала, что кинескоп и видеоплеер также не совместимы как терминатор серии Т-800 и, положим, современный комлинк-чип.
— Да не парься! — заверил ее демон Шесть-Шесть-Шестерка. — Старина Рэд щас все сделает.
Он бросил пачку чипсов на пол, подошел к картонной коробке — она вообще была тут минуту назад? — и стал в ней копаться. Долго. Кажется, прошла вечность и Чес успела постареть. Больно пульсировало в голове, словно вместо коробки руки Рэда сновали в ее черепушке. Она чувствовала — там кто-то ходит, хозяйничает, перебирает, скользит червячком по узким коридорам извилин, оставляя липкий цифровой след.
— Простите, если больно. Я не хотел, — послышалось откуда-то издалека. Снаружи? Или еще глубже внутри? Голос незнакомый, новый…
— О! — Рэд подскочил. — Нашел… что-то интересненькое. Смотри!
Он сунул кассету ей под нос, потом повыше. На пожелтевшем ярлычке надпись: «На случай полной жопы». Класс. Кажется, сейчас как раз тот самый момент.
— Ну, поставим?
Да, давай уже ставь, чертов ты адский ублюдок.
— Не обзывайся.
Рэд толкнул кассету в пасть видеопроигрывателя, нажал «Плей» и плюхнулся обратно на диван. Кинескоп снова пошел рябью, а потом дал изображение — на удивление четкое и… цветное? Как в окно посмотреть.
Белый диванчик из экокожи, маленький стеклянный столик. Очень знакомый интерьер. Вдруг его загородила рожа. Тоже очень знакомая.
— Да, есть контакт… Чес. Давно не виделись.
Парень отошел к дивану и присел. Черный деловой костюм с иголочки, белая рубашка, черные лакированные туфли. Узкое моложавое лицо, на удивление симпатичное без очков и аутистического выражения. Волосы зачесаны назад, хотя раньше постоянно падали на лоб и лезли в глаза.
Твою-то матушку, П. Митчелл, ты-то что забыл в моем персональном аду?
— Добрый… что сейчас в Йорке? — Лаборант из «Триппл Оукс» глянул на дорогие аналоговые часы на запястье. — А, без разницы. Как твои дела, Чес? На показателях ты уже разлагаешься. Это плохо. Могут быть последствия.
Он приложил палец к виску и на минуту затих.
— Да… я понял… дайте ему доступ. — И снова посмотрел на Чес. — Все хорошо. Расслабься, дыши. Помощь пришла, скоро ты воскреснешь, как Феникс. Или как Вторая Бэтти. Помнишь? Из четвертой части «Героев»? Бэтти никогда никому не нравилась, поэтому решила покончить с собой, а потом внезапно воскресла и назвалась Второй Бэтти — лучше и круче первой. Ах, да. «Герои» — пройденный этап, верно? Ты очень быстро развиваешься.
Снова боль. Какой мерзкий червячок…
— Не надо так напрягаться, а то опять словишь сбой. — П. Митчелл ткнул пальцем в журнальный столик, вызывая призрачный голоэкран с какими-то формулами и мигающими полосками кода. — Попробуй абстрагироваться. Подумай о чем-то приятном. Например, об Эдриане. Вы стали близки, это очень интересно. Классическая драма. Охотник и его жертва. Только кто на самом деле охотник, а кто жертва? Интрига.
Квинт, да, Квинт… Было хорошо. Так хорошо, будто во сне. А потом боль. Пробуждение. Или смерть. Может, пробуждение это и есть смерть, а вся жизнь, прекрасная, как мечта, — это сон? Люди смотрят на рыб в воде и думают — каково же им жить на самом дне, не подозревая, что сами живут на дне. Как минимум, по мнению рыб.
Нет, опять дурные мысли…
Эдриан… это про уют, тепло, волнение под животом, страх и стыд. Это про красные щеки и острое, как голод, желание. Это что-то про доверие и клетчатую рубашку, про ментол и кофе, про мурашки на коже и под кожей, про дрожь в коленях. Сколько чувств! Слишком много, до боли много, невыносимо много!..
— Чес. — П. Митчелл щелкал пальцами по ту сторону экрана, а казалось, что прямо над ее ухом. — Тебе надо успокоиться. Подумай, что тебя сейчас успокоит?
Что успокоит, что успокоит… хороший вопрос… если бы она вообще знала, что такое спокойствие… Ей было спокойно с Рю, но Рю ее предала. Ей было спокойно с Рэдом, но Рэда больше нет. Всё, что она любит, предает или умирает, всё, что приносит радость, оказывается ложью, бредом, выдумкой, фанфиком на реальную жизнь!
— Чес, сосредоточься. Должно быть хоть что-то.
Думай, думай, думай!!!
«…И чтобы озеро, и ни одной бетонной коробки вокруг на много миль…»
Озеро. Спокойное, тихое озеро, чистое и прозрачное. Горы. Пахнет свежестью и хвоей. Она сидит на краю старого деревянного причала, опустив босые ноги в холодную воду. Перебор струн. Она оборачивается и видит маленький бревенчатый домик с треугольной крышей. Эдди сидит на крыльце, увлеченно настраивая гитару. Он хочет сыграть ей какую-то песню, а она боится расплакаться. Квинт поднимает голову и улыбается. Очень тепло. Спокойно. Здесь никого, разве что птицы и рыбы, но им нет дела до людей на причале. Хорошо. Еще бы кружечку настоящего кофе с молоком… и блинчиков… и тостов с арахисовым маслом… и поцелуев, много-много сладких поцелуев…