Айра открыла глаза и неожиданно поняла, что не будет делать ничего. Не станет ни о чем спрашивать, ни заворачиваться в одеяло, опасаясь, что жалкая защита будет сорвана с ее наготы, не станет торопить повисшую за сводчатыми окнами ночь. Из всех ответов, которые она могла бы получить на разрывающие ее вопросы, не было ничего важнее спокойного взгляда, направленного ей в глаза.

— Я не возьму тебя силой, — наконец проговорил Лек.

Она ничего не сказала: просто продолжала смотреть на него.

— Я не возьму тебя силой, потому что если возьму, то это будешь не ты.

Лек нахмурился, то ли подбирая новые слова, то ли раздумывая о смысле уже произнесенных.

— Поэтому я пришел без подарков и без угощений.

— Вот. — Айра обернулась. — Возьми.

Она подала блюдо, на котором лежали полупрозрачные ягоды. Все-таки успела заметить сквозь сон угощение Зии.

— Ты помогла мне.

Он то ли не знал, о чем ему говорить, то ли просто не хотел пускаться в разговоры и попытался отделаться обычной ухмылкой.

— Ты мне ничего не должен, — ответила Айра подобной усмешкой.

— Ты не колдовала на меня? — Он смотрел на нее как-то странно — словно уже знал ответ.

— Ты бы почувствовал, — пожала Айра плечами и тут же придержала одеяло на груди. — Да и не нужно мне этого.

— Почему? — не понял Лек.

— Потому что если я приворожу тебя, то это будешь уже не ты.

— Однако приворожила… — прошептал Лек и медленно, медленно протянул руку.

— Я всегда буду принадлежать только самой себе, — прошептала Айра, глядя, как крепкая ладонь приближается к ее плечу.

— Увидим, — прошептал Лек. — Никогда не загадывай.

Айра вздрогнула от прикосновения и закрыла глаза.

— Я ничего не умею, — только и смогла она сказать.

Глава 8

Зов

Небольшая крепость стала домом для Айры на целый месяц. Лек появлялся не часто, раз в два или три дня, но постепенно стал для Айры тем, кем не был для нее даже Яриг. Он был удивительно нежен с ней, но не потому, что она могла сравнить его ласку и его голос с лаской и голосом кого-то еще, а потому что чувствовала, насколько нежность была несвойственна Леку. Она не могла этого объяснить, но ей казалось, что Лек подобен величавой горе, которая должна порождать бурные потоки и стремительные водопады, но уж никак не звенящие ручьи и наполненные мягким эхом и ароматом горных цветов долины. Да, он мог быть, и часто был, неукротимым и грозным, но еще чаще замирал над ее ненасытным телом и смотрел, смотрел, смотрел на нее, как птицелов смотрел бы на чудесную птицу, внезапно залетевшую в его жилище, — птицу, на ловлю которой он мог бы потратить всю жизнь.

— Почему у тебя столько женщин в охране? — спросила однажды Айра, когда сон уже тяжелил ей веки и она собиралась уснуть на его плече.

— Женщин? — Он словно вынырнул из раздумий.

— Да… — Она смешно сморщила нос. — Зия, Ноя, Чая, Айдара, Зерта. Ну Зерта — твоя двоюродная сестра, а остальные? Я слышала, что другие таны несколько иначе используют женщин?

— Других танов нет. — Лек усмехнулся именно той самой улыбкой, которая всегда была у него на лице, но которую он почти никогда не примерял, будучи рядом с Айрой. — Их нет и для меня, и для тебя. Правда, они сами пока еще не знают, что их уже нет, но — узнают. В свое время. А женщины? Понимаешь, они не предают.

— Подожди. — Айра нахмурилась, перевернулась на живот, прижалась к его мускулистому телу чуть побаливающей грудью. — Я готова согласиться, когда ты говоришь о Зии и ее подругах, но не могу принять этих слов как отличительной особенности всякой человеческой дочери. Женщины, конечно, неоригинальны в этой своей способности, но иногда они изменяют!

— Изменяют, да, — кивнул Лек. — Но не предают. А кому они изменяют? Мужу? Любовнику? Я для них — ни тот ни другой. Значит, изменить мне они не могут. Предать же… Им это несвойственно. Хорошо, моим женщинам это несвойственно. Да и вообще запомни: умелый правитель, который возводит здание собственного величия, создает государство, которое будет нерушимым и грозным для любого противника, но не строит его, как дом, и не насыпает, как курган. Он сплетает его, как сеть. Или даже как прочную ткань. Если из основания здания выдернуть несколько плит, оно может покоситься и даже рухнуть. Если курган подмоет ручей, то он сползет в воду мокрым пластом. А ткань или сеть — не пострадает. Проткни ее в сотне мест или даже оторви от нее часть, и умелый правитель, как портной, залатает дыры, сошьет лоскуты — она будет крепче прежнего. Эти женщины, которые связаны со мной судьбой, когда-то были просто моими друзьями. Они учили меня языкам, умениям, правилам и обычаям, которые им были известны. Да, меня могли обучить и мужчины, но мужчины неспособны отдавать так, как женщины. Мужчины всегда что-то оставляют для себя. А женщины скрытны до последнего, но если открываются, то не утаивают ничего. К тому же они слабы от природы и, не полагаясь на силу, умудряются дальше пройти по пути совершенствования своих умений. Они намертво вплетены в мою ткань.

— И, отдав тебе все, отдают собственные жизни? — спросила Айра.

— Сохраняют их. — Лек рассмеялся. — Время теперь сложное, посмотри вокруг. Мы остановились в этой крепостенке, но, если ты выйдешь за ее стены, ты увидишь, что смерть теперь стала проста, как ветер. Налетает — и уносит, ни о чем не спрашивая и ничего не предъявляя.

— Не хенны ли являются этим ветром? — вгляделась в профиль любимого Айра.

— Не знаю… — Лек потер лоб. — Конечно, можно долго раздумывать над причинами прихода зимы, а можно шить теплые шатры, запасать еду и готовить топливо для очага. Порой Лемега, которая несет воды почти в полусотне лиг к востоку отсюда, разливалась так, что вот эта речушка, на которой стоит крепость, выходила из берегов и сносила окрестные деревни. Чем хенны отличаются от подобного разлива? Тем, что убивают и грабят по приказу великого тана? Ерунда. Никакой тан не сдвинет с места то, что не движется само по себе. Разве мало народов живет на просторах Оветты? Многие из них с радостью бы поживились богатством соседей, насладились их женщинами, но делают это хенны. Почему? Тебе скажут, что Дух Степи покровительствует нам? Не верь. Хенны как река. Приходит время, и она разливается. И ничто не может остановить этого разлива!

— И что же делает великий тан? — прошептала Айра.

— Великий тан? — рассмеялся Лек. — Он прислушивается к зову судьбы и следует ему.

— К зову судьбы? — не поняла Айра.

Лек повернулся на бок, поймал ее за горячее бедро, потянул на себя и некоторое время что-то пытался высмотреть в глубине глаз.

— А зачем тебе я? — наконец прошептала Айра.

— Знаешь, есть такая птичка… — Лек сделал серьезное лицо. — Редкая птичка — степной свистун. Серая, невзрачная. Всякий хеннский пастух мечтает найти ее гнездо, потому что свистун собирает в него все, что блестит: монеты, речной жемчуг, кристаллы горного стекла, золотые песчинки. Многие избавились от нищеты, разорив такое гнездо. Но если свистун находит особенно яркую вещь, он бросает старое гнездо — и больше ничего не собирает и не выращивает птенцов. Он охраняет найденное сокровище и бьется за него с любым врагом. Известны случаи, когда эта птичка нападала на знатных воинов, пытаясь сорвать богатый перстень с пальца. Считай, что я уже нашел свое сокровище.

— Ты не серый и не невзрачный, — надула губы Айра. — И вообще — ты непохож на хенна!

— Моя мать была корепткой, — согласился Лек. — Но здесь, — он коснулся ладонью груди, — здесь я хенн.

— А я? — нахмурилась Айра.

— Ты? — Лек изобразил раздумья. — Ты… рисская беглянка, сайдская колдунья, неведомое сокровище и надежная защитница. Ну хотя бы от шаманов и моих братцев.

— А что ты будешь делать со мной, когда у хеннов закончатся шаманы и твои братья?

— Их еще пять, — стал серьезным Лек. — Моих братьев пять. Это много, девочка моя. А с шаманами лучше не связываться даже тебе. Я не нанимал тебя в свое войско и не хочу терять тебя. То, что получилось один раз, необязательно получится в дальнейшем.