— Зоркий слишком, — услышала онемевшая Джейса запавший ей в нутро голос, и сдавленный близкий вой почти ударил ее в спину. Держась за лицо руками, куда-то в сторону, под ближние навесы, к жаровне с варом исчезнувшего делателя полз смутно знакомый худощавый, наголо остриженный парнишка в съехавшем на шею платке.

— Ничего. — «Бабка» подняла на плечо мешок. Мечей у нее в руках уже не было. — Через недельку зрение вернется. А ты, — она неожиданно обернулась к Джейсе, которая так и стояла на месте, с трудом шевеля одеревеневшей шеей, хотя жар близкого пламени уже обжигал ее, — ты бежала бы домой, дуреха… А ведь не дуреха — дура! Как есть дура.

Последние слова неизвестная прошептала, но Джейса их не услышала. И не из-за шепота, который невозможно было бы разобрать, не видя губ. Судорожно стиснув фляжку, прижав к груди суму, она уже бежала прочь от ужасного пламени, от толпы, которая, на ее счастье, втаптывала в камень тех, кто послабее да нерасторопнее с другой стороны пылающих подвод. Но больше всего от ужасных глаз, которые напоминали две пропасти, и на дне которых Джейса вдруг увидела, в какое мерзкое существо превратилась очаровательная и добрая звонарка.

От лавки Вохра до рядов кузнецов и четверти лиги не было. Но когда Орлик и Рин сквозь взбудораженную толпу, мимо спасающих свой товар торговцев сумели пробраться к вздымающемуся над кузнечными рядами пламени, телеги с дровами уже догорали, исторгая густой дым. Десятка два стражников, прибежавших в том числе и от Северных ворот, окружили внезапное кострище и уже вместе с Орликом и Рином растащили ближние подводы, сдернули полдесятка полотнищ, затоптали занимающиеся пламенем навесы и остановили огненную напасть.

— Пожар! — Знакомый Орлику десятник размазал пятерней копоть по щекам. — И как полыхнуло-то! Ламповым маслом залей поленницу и то так не загорится! Слава Единому, обошлось. Парнишка один глаза повредил вроде, да кузнец… обделался! Слаб оказался на живот. Хотя с такого пламени всякий ослабеет. Да еще и рожу всю опалил! Ничего, сейчас набегут и с магистрата, и храмовники. Магию вынюхивать будут, всюду им эта магия чудится! Вот ведь незадача! Женушка домой ждет, я ж с полудня домой собирался. Опять скажет, что в кабаке застрял! Может, мне не умываться?..

— Пошли! — потянул Рин вельта, который с тоской разглядывал разбросанную на камнях и растоптанную копченую рыбу. — Пошли, найдем кузнеца!

Кузнец сидел под собственным, чудом уцелевшим навесом и блаженно жмурился. Усы, брови, ресницы его покрылись катышками подпалин, нос и щеки покраснели. Где-то поблизости слышались возмущенные вопли оплакивающих испорченный товар торговцев, доносился женский плач, а кузнец не двигался с места и только дергал время от времени подбородком.

— Снерх? — спросил Рин и, дождавшись осмысленного кивка, подошел ближе, но тут же отпрянул назад.

— Как есть, — расплылся в улыбке кузнец. — Обделался. Но, думаю, отделался легко. Легко отделался, хоть и обделался. Я как эту кольчугу взял, сразу понял, что добром заказ не кончится. У нас и так второй день говорили, что какая-то баба пламя пригасила в часовне и что в кольчуге она была. Я-то думал, что брехня все это, а она — вон. Не знаю, как насчет пригасить, а насчет поджечь да припечь — очень даже!

— Ты о чем, кузнец? — подошел ближе Орлик. — Мы девку ищем…

— Ребятки Фейра Гальда тоже искали, — снова улыбнулся кузнец. — И нашли на свою голову. Четверо их было. А теперь?

Тут только Рин понял, что стоит в куче уже знакомого пепла. Тут же валялись короткие мечи, ножи, под ногами скрипнули бляхи уничтоженных поганым огнем доспехов. Брошенные сапоги исковеркал жар близкого костра.

— Как это? — не понял Орлик и невольно потянулся к собственной, уже поджившей щеке. — Как это она учудила тут у тебя?

— А демон ее знает! — глупо хихикнул кузнец. — То ли бабка, то ли девка. По одеже — нищая, по кошельку — богачка. Говорит вроде по-нашенски, а сразу и не поймешь. Четверо ее ждали. Ребята не из последних, но она их порубила так быстро, что я бы и высморкаться не успел. И не успел, кстати! Потом пальцем щелкнула — подводы и загорелись, еще раз щелкнула — я и обделался. Верите, ни разу еще от этого дела такое облегчение не получал!

— Где она? — нахмурился Рин.

— А кто ее знает? — хлопнул мозолистыми руками по коленям Снерх. — Тут такая паника поднялась, и самому себя потерять не мудрено. Ушла. И ведь рассчиталась! Рассчиталась ведь!..

— А это кто? — Орлик кивнул на сжавшегося у столба, спрятавшего лицо в ладонях стриженого паренька.

— Не знаю, — пожал плечами кузнец и снова залился тихим смехом.

— Слушай, шел бы ты переоделся, что ли? — поморщился вельт и дернул за плечо присевшего возле парня Рина. — Никак глаза решил несчастному подлечить?

— Не выйдет, — прошептал Рин. — В порядке у него глаза. Не обожжены. Просто словно налеплено на них что-то. Невидимое, но… Я не могу снять.

Плечи паренька задрожали.

— Пошли, — поморщился Орлик. — Я уже колпаки храмовников в толпе вижу. Сейчас разбор устроят, тут без магии не обошлось, поверь мне. Уходить надо!

— Ну? — спросил вельт, когда оттащил молодого Олфейна с торжища на Гончарную улицу, где возле приземистого молельного дома савров сидели как ни в чем не бывало, не обращая внимания на уличную сутолоку, с полдесятка нищих.

— Камрета искать надо, — хмуро бросил Рин.

Со стороны торговой площади все еще раздавались крики, над крышами поднимался уже ослабевший дымок, отчего силуэт Кривой часовни казался живым, и лица торговцев, что волочили за собой по узкой улочке тележки со спасенным товаром, явно давали понять — торг сегодня не удался.

— Я не об этом, — сморщился Орлик. — Поесть бы надо! Да и мнится мне, что, пока он сам того не захочет, мы Камрета не найдем.

— Почему же? — не понял Рин. — Он сказал, что снял комнатушку у Ласаха. Да и старое его жилье я бы проверил. А ты что предлагаешь?

— Что я могу предлагать? — погладил живот Орлик. — Перекусить, а потом уже все обдумать! Или нам заняться нечем? А о схватке с Фейром ты уже забыл? А о Совете, на котором опекунша твоя магистерское место занимать должна? Совет уже послезавтра!.. А о слежке? А о смерти твоего Хаклика?.. И это разве все? У нас ведь еще вопросиков в достатке! Разобраться надо! Заботы без разборки оставлять все равно, что скамью не выглаживать — рано или поздно занозишь задницу-то!

— Фейр сказал, что это он убил моего отца, — прошептал Рин.

— И ты ему поверил? — нахмурился вельт.

— Да, — кивнул Рин и вдруг почувствовал, что его силы на исходе. Еще мгновение, и он должен упасть и грызть камень под ногами, но вместо этого повторил: — Да. Поверил. Хотя это-то он уж точно сказал для того лишь, чтобы вывести меня из себя. Но кто-то его убил. Фейр или не Фейр, но убил. Иначе я бы сладил с недугом. А Фейр… Он так легко ушел от удара кинжалом! Знаешь, я вот что подумал: а зачем ему магистрат? Если он ищет денег, то магистрат их не даст. Если звание магистра, то не проще ли было бы жениться на дочке одного из них? Давно бы устроил все за прошедшие двадцать лет, как он в городе. Или ему был нужен именно перстень с белым камнем? Зачем?.. Или что-то еще?

— Вот! — удовлетворенно хмыкнул Орлик. — Наконец-то ты задумался! Отчего все жители Айсы думают лишь после того, как наделают всяких дел? К примеру, доспех натягивают, когда уж спина стрелами истыкана?

— Потому что думают не животом! — воскликнул Рин.

— Полный живот не для раздумий служит, а чтобы голову от лишних забот освободить! — ухмыльнулся Орлик и прошептал, становясь серьезным: — А ведь слежки нет! Отчего же у меня такое странное ощущение, будто кто-то выворачивает меня наизнанку? Кстати, далеко ли живет твой мастер Грейн?

— Рядом, — кивнул Рин. — Но имей в виду, что обед в твоей компании лишит его запасов на всю зиму!

— Эх, парень! — Вельт ударил Олфейна по плечу. — Поверь мне, если он, как и мы, переживет излет этой осени, зима покажется ему легкой прогулкой. Что тебе, мать?