— Эй, ребята!

Все трое тигров встретили их уже основательно вдатые, и чего там было больше, бухла или дури, не разобрать.

— Не-агент Квинт!

Дед поприветствовал его на ногах, двое его приятелей валялись на пуфах. Дед… Да, он стар, но ему не шло это прозвище. Высок и крепок, как старое узловатое дерево. Напоминал Шпарте, тот даже в возрасте оставался мощным. Да и это внимание, с которым смотрели светлые глаза. Сканеры, так Квинт их называл. Они привыкли читать людей, как книгу. Он выглядел нелепо в радужной футболке и вязаной жилеточке, но Эдриана не мог сбить с толку этот Хэллоуинский маскарад.

— Просто Квинт.

Они пожали друг другу руки.

— Здоров. — Маэда отсалютовал ему банкой пива, пряча лицо в тени капюшона.

Эдриан кисло улыбнулся такому приветствию. Уж чего-чего, а здоровым он себя не чувствовал. Первым это заметил Дед. Он присвистнул:

— Это кто тебя?

— Это я его пометила, — нежно проворковала Чес, на мгновение прижавшись к Эдриану.

Дед дико захохотал:

— Какая нынче молодежь пошла! Затейники! В наше время валентинки дарили, а теперь — нож под ребро.

Чес вспыхнула, вырвала у Маэды банку пива и с деланным интересом пристала к Белоглазому, который увлеченно курил траву из огромного бонга.

— Вы с Чес молодцы, здорово сработали. — Дед бухнулся на диван, став органичным продолжением пледа. — Текилы?

В его руках блеснула граненая бутылка. Разумеется, без стакана. Зачем панкам стаканы? Расположившись на диване, Эдриан приложился к бутылке.

— Не могу взять в толк, как ты уговорил эти турели?

— Я учился в военке, а потом еще воевал…

Он осекся. Наверное, было бы неосмотрительно болтать о войне с Йорком в самом Йорке. Кто знает, как это воспримут местные, еще и на дурную голову.

— О, так ты воевал? — заинтересовался Дед. — А чего тогда в Бюро подался?

— Досрочно отправили на пенсию, по ранению…

Горечь текилы, сладость благовоний, трепетание музыки. Дед только посмеялся, а потом Эдриана обступили Маэда и Крис.

— А где ты воевал?

— Хочешь дунуть? Или сразу сахарку нюхнуть?

— Слышь, что значит твоя рубашка в клетку?

— Да завали, Маэда! Я человеку предлагаю кайф.

Белоглазый блондин выставил перед Квинтом целый набор разноцветных пакетиков. Кокаин, кислота, трава. Эдриан покачал голова:

— Я не употребляю. Мне достаточно этого. — Он с улыбкой покачал бутылкой.

Крис и Маэда переглянулись

— А как же это… как его… Озарение!

Белоглазый смешно изобразил восторг. Он напоминал Квинту Хоурна, только тот дурачился напоказ, а этот, похоже, был дурачком по жизни.

— Когда мне нужно озарение, я ем сычуаньский суп.

Переглянувшись, Маэда и Крис прыснули пьяным смехом. Чес перегнулась через плечо Белоглазого, схватила горсть разноцветных таблеток и сунула в рот.

— Не обращайте внимания! Папочка у нас жуткий зануда!

Эдриан шутливо погрозил ей пальцем, а она нагло показала ему язык, который окрасился в ярко-розовый и синий. Дед посмеялся, затянувшись из бонга.

— Слушай, не-агент, это ж не Союз, здесь можно. Можно все.

Это прозвучало одновременно зловеще и маняще, перед глазами вспыхнула и пронеслась череда картин. Шлюха в прозрачном латексе, его кровь, текущая по ключицам Чес. Эдриан тряхнул головой, прогоняя навязчивые мысли.

— Ты толковый мужик, Квинт, — сказал Дед после очередной затяжки. — Башка варит, много умеешь. Мы тут покумекали. Давай к нам? Станешь частью семьи.

Чес издала визг восторга и с разбегу запрыгнула на спинку дивана, как раз над головой Эдриана.

— Класс! Эдди, ты теперь в «Тайгасу»! Ведь так?

Квинт поднял на нее взгляд. Он надеялся на взаимовыгодные отношения с панками, но совсем не ожидал, то они решат принять его в свою маленькую шайку. Как они это назвали? Семья. От этого слова сводило скулы. Его семьей была команда, но теперь это в прошлом, ничего не вернуть назад. Он грустно улыбнулся Деду, ощущая, как он сканирует его, словно рентген.

— Я в деле, парни.

Вот так он мгновенно рухнул на самое дно. Добровольно.

Панки разразились смехом и улюлюканьем. Вдруг достали бутылки и, что странно, толстостенные бокалы для виски.

— За это надо выпить!

Эдриан не досчитался своего бокала и хотел было чокнуться бутылкой текилы, как Дед протянул ему до краев наполненную стопку:

— Квинт! Лучшее наше пойло. Такого не найти больше нигде в Подземье!

В рюмке была прозрачная жидкость. Текила? Джин? Водка? Эдриан аккуратно принял стопку.

— Ну что? За обретение семьи! До дна! — объявил Дед.

— Чин-чин!

Квинт опрокинул в себя стопку, скривился. Пойло отдавалось невыносимой горечью. Ничего себе, лучшее из лучшего.

— Ну и говно же… — пробормотал он и осекся — его голос звучал приглушенно и словно издалека.

Он откинулся на спинку дивана, потер глаза, пытаясь стереть с них вращающиеся цветные пятна, но вместо этого окончательного поплыл. Последнее что он увидел — ухмыляющееся лицо Деда и голос Чес:

— Ты че ему дал?

Он пришел в себя под низким багровым небом. Повсюду, куда хватало глаз, высились руины старого мира. Ржавые стальные конструкции, словно покрытые пленкой подсыхающей крови, покосившиеся бетонные моноблоки с зияющими дырами оконных проемов. По левую руку от него простирались горы бетона, а по правую плескалось кровавое море. Стояла дикая тишина, нарушаемая только умиротворяющим шорохом ядовитой воды. Воздух пах свежестью елового леса, но он знал — в этом мире все отравлено. Он посмотрел на себя, свое обнаженное тело, словно в первый раз, пытаясь по крупицам воссоздать память о себе. Он… Он… Кто он?

Он медленно пошел вперед прямо по кромке воды, по пляжу, где стекло и пластик спаялись какой-то невидимой силой в бугристое лоснящееся целое.

— Иди и смотри!

Он обернулся на голос и увидел висящего в воздухе старика в старинном хитоне. Внимательные голубые глаза пронзали его насквозь. Вокруг его ладони, переливаясь, летало семь крошечных огоньков.

— Не бойся, — громогласно объявил старик. — Я есмь Первый и последний, и живой, и мертвый. У меня ключи ада и смерти.

Перехватило дыхание, когда старик вынул из своего рта огромный меч, покрытый разводами крови, и протянул ему.

— Возьми мир с земли.

Стоило ему коснуться рукояти, как и меч, и старик, растворились в порыве ветра, а небо расчертили медленно падающие метеоры, разрывая всклокоченные красные облака. Он пошел вдоль берега туда, куда падали звезды.

Там, где звезды падали в море, испаряя ядовитую воду, пучина закипела, заколыхалась, показав длинные красные отростки. Гигантская бесформенная масса потянулась к берегу, становясь все больше и больше.

«И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадем, а на головах его имена богохульные».

Он без страха подошел к этому бесформенному клубку агонизирующих змей, но вскоре клубок превратился в красное дерево, сплетенное из множества пульсирующих нитей. На древе не было ни единого листа, зато множество наливных полупрозрачных плодов, в каждом из которых шевелился крошечный младенец, взращенный странной утробой. Над лысыми кронами снова возник старик в хитоне. Странно, он словно уже встречал его раньше.

Под ветвями кровавого дерева он увидел обнаженную девушку с короткими черными волосами. Тонкая фигурка, маленькие упругие грудки, белая как молоко кожа. Она сорвала плод со спящим младенцем внутри и надкусила его. Кровь потекла ей на губы, на подбородок и на грудь. Она медленно подошла к нему и протянула кровоточащий плод, словно первобытная Ева.

— Вкуси. Это деяния рук твоих.

Он наклонился, впился зубами в алую мякоть, кислую и соленую одновременно. Он терзал этот плод, медленно осознавая себя. Он… Эдриан Квинт. Это имя звучало издалека, словно из прошлой жизни. А она… Чес. Он уже знал ее когда-то. Он ловил ее и…