Впрочем, Зиди ли было сожалеть об утраченных землях? Та война произошла задолго до его рождения, а уж то, что всякий бальский мальчишка знал все утраченные крепости по именам, удивить не могло. О чем же еще было слушать отцов и матерей у очага зимними вечерами? Крохотная крепость с одной-единственной башней, похожей на кабаний клык, — одна она такая.
— Чего надо? — грубо откликнулся стражник, когда Зиди погремел цепью у железной решетки.
— Так это… — просящим тоном ответил Зиди. — Два дела у меня. Соль вот продаю, да и это, как его… в деревне тут у Панкея столовался. Сказал он, что хозяин здешний землю дает. Селиться разрешает. Любопытствую, значит!
— Любопытствуешь? — Стражник за опущенной решеткой ковырнул грязным пальцем зуб, недовольно приподнимаясь с деревянного чурбака. — Селиться хозяин разрешает, только нет сейчас хозяина. После приходи, он не раньше как через месяц появится.
— Это как же? — делано огорчился Зиди. — Ты подожди меня не пускать-то! Мне ж в деревне сказали, что он только что проследовал в замок. Два дня всего прошло!
— Не хочешь ли ты сказать, что я вру? — выкатил глаза стражник и, подойдя вплотную к решетке, пнул ее ногой, заставив Зиди отскочить на шаг. — Прибыл и убыл! Не твоего ума дело, где хозяин. Сказал, нет его, значит, нет. Шел бы ты куда подальше, пока я решетку не поднял, не то ноги переломаю, отползать придется!
— Да подожди ты! — поморщился Зиди, сделав еще шаг назад. — Ты-то не мужик разве? Понять меня можешь? Тут вдова в деревеньке образовалась, жена бортника! Лихой лесной человек убил его. Нельзя мне тянуть с этим вопросом, уведут вдову!
— Вдова, говоришь? — прищурился стражник. — Вдова — это хорошо. Только не для тебя хорошо, бродяга. У нас тут в крепости два десятка бравых воинов, один другого лучше. Отчего ты думаешь, что она тебя с рожей твой обветренной да облезлой предпочтет?
— Разве в роже дело? — удивился Зиди. — Да и силой мужской мне с бравыми стражниками тягаться не пристало. Так ведь детишки у нее. Ей не жеребец в ложе нужен, а отец ребятишкам, понимаешь?
— Ребятишки! — примирительно сплюнул стражник. — Один демон, без тана ничего решить не удастся. Тут еще разборка последует, кто этого бортника прикончил! Седд Креча — даром что лют — своих в обиду не дает!
— Так и мне того же надобно! — Зиди вновь шагнул к решетке. — Чтобы тан был таким, который своих в обиду не дает. Или не знаешь, как ныне с торговцами — каждый норовит кусок отщипнуть да пнуть вместо монеты!
— Не решит никто ничего без него! — недовольно прошипел стражник. — Седд Креча с даром для конга в замок Стейча отправился. Туда тебе и близко показываться нельзя, в лоскуты стражники посекут! Помощница его могла бы тебя принять, так она в Дешту отбыла… с весьма ценным грузом. Пока ее… груз то есть, не пристроит, тоже обратно не жди! Один десятник остался. Так молись Сади, чтобы он не проснулся да не приказал соль твою тебе же на спину, предварительно посеченную плетьми, высыпать!
— Стрела ведь! — вдруг прислушавшись, тревожно заметил Зиди.
— Какая стрела? — не понял стражник. — Чего бормочешь попусту?
— Стрела просвистела! — кивнул Зиди. — Там, во дворе. Я слышал. Не все ладно в твоей крепости, парень. Или братья твои по цели упражняются?
— Чего мелешь? — Стражник раздраженно обернулся в узкий просвет двора. — Спят мои братья. Чего им делать, если тана нет? Спят они! Какая…
Не договорил воин. Пальцами за решетку цепляясь, на камень сполз. Стрела вошла стражнику в голову, словно мотыга в гнилой корень воткнулась. Наконечник из-под затылка выглянул.
— Я и вижу, что спят, — помрачнел баль. Следующая стрела в Зиди метила, но он отвел голову, и она только чиркнула пером по мочке уха. Баль уже поднял руку, как услышал удивленный возглас:
— Подожди-ка, брат! Опусти лук. Никак пропащий отыскался?
В проходе показалась фигура, за ней — вторая. Зиди прищурился, но разглядел незнакомцев только возле решетки.
— Зиди! — хмыкнул лучник и тут же обернулся назад. — Брат, ну-ка поднимай решетку. Нас больше стало!
В проходе стоял жрец храма Исс, не так давно выбивший жизнь Зиди из привычной колеи.
— Не оставляешь меня заботой? — нахмурился баль, глядя, как бьется в судорогах, захлебываясь кровью, стражник.
— Как же тебя оставить? — удивился жрец, скользя пальцами по медленно уползающей вверх решетке. — Идешь к цели не прямиком, а петляешь. Чуть ли не весь Скир заставил мечи из ножен достать! Груз потерял! Личину подпортил где-то изрядно. Где пропадал-то?
— Ногу вот подлечил, — хмуро бросил воин. — Неловко как-то хромому пешком.
— Отчего же пешком? — приподнял жрец брови. — Знаешь, Зиди, какой тут выбор лошадей? Брат! Что у нас с лошадьми?
Где-то в глубине двора слышалось беспокойное ржание.
— Брат! — повысил голос жрец.
— Лошади в порядке, — донесся голос.
— Четыре надо лошадки, четыре! — крикнул через плечо жрец.
— Зачем бортника убили? — спросил Зиди. — Обойти деревню не могли?
— К чему из-за дикого корепта путь кривить? — сузил глаза жрец. — Может быть, нам следовало и лазутчиков Ирунга пожалеть? Нашел трупы?.. Ты бы лучше, Зиди, о соплеменниках подумал. О врагах думать не стоит, их убивать надо.
Жрец наступил ногой на шею умирающему стражнику и заставил его захлебнуться кровью.
— Ни к чему лишние смерти, — наклонил голову Зиди. — Меда здесь нет, а где он, я и без смертоубийства вызнал.
— Вот за медом мы все вместе и отправимся, — отрубил жрец. — Чтобы ты, сын баль, службу мог исполнить. Чтобы алтарю Исс поклониться. А о девчонке забудь пока. Потом будешь о себе думать. Понял?
— Понял, — холодно улыбнулся Зиди. — За медом так за медом. Только обождать вам придется, братья. Недолго. И костер развести не успеете. Я ведь выжить собираюсь, родных отыскать, семью создать, мне денежки потребуются. Надо пошарить в покоях бывшего хозяина моего. Или я половину жизни в его доме в пустоту стер?
— Иди, — брезгливо поморщился жрец. — Только времени у тебя мало.
— Успею, — поклонился с ухмылкой Зиди.
Очередное утро Кессаа встретила в седле. Шустрая коротконогая лошадка, довольно всхрапывая, несла почти невесомую хозяйку через чащу леса. Пятеро из десяти стражников, выделенных Седдом Креча для охраны пленницы, торили дорогу впереди, пятеро держались за спиной. Мэйла все так же не отпускала повод лошади Кессаа, Хеен держался поодаль, а Гуринг тащился то рядом, то сзади и беспрерывно проклинал холод, сырость, снег, падающий за шиворот с потревоженных ветвей, собственный возраст и неудобное седло. Прикрикнуть на старика было некому, Седд Креча расстался с отрядом еще у Вороньего Гнезда.
— Ну? — в очередной раз тревожно окликнула старика Мэйла. — Что там сзади?
— Понять не могу, — раздраженно проворчал маг. — По-всему выходит, что идет кто-то, но не по следу, а в стороне. Человек вряд ли. Зверь, наверное. Человека я бы распознал.
— Не зарекайся, — прищурилась Мэйла и бросила подозрительный взгляд на Кессаа. — Если бы это Тини была, ты ее распознал бы только после того, как тело свое старческое покинул. Да и у Ирунга всегда найдутся хорошие амулеты, чтобы колдовство твое отринуть.
— Ирунг никогда с врагом лицом к лицу не станет, — отмахнулся Гуринг. — Хитер для этого слишком. Старый кабан куда как опасней собственных сыночков. А уж Тини я не противник, правда твоя, но не рассчитывал бы я ее в лесу встретить. Сильна она, Мэйла, очень сильна. С такой силой по буреломам лазить глупо. Она тебя на чистой дороге встретит и пальцем издали раздавит.
— А вот это мы посмотрим еще! — нехорошо расхохоталась бывшая наставница Кессаа и объявила на припорошенной снежком полянке привал.
Стражники делали свое дело молча. Четверо тут же разошлись в стороны, чтобы следить за лесом. Двое занялись лошадьми, остальные неторопливо, но удивительно быстро принялись ладить костер, набирать с ветвей снег в котел, потрошить мешки со снедью. Кессаа уже должна была бы привыкнуть к походному ритму, но привычка ей и не требовалась, девушка словно пребывала в полузабытьи. Она послушно сползла из седла, дождалась, когда Мэйла набросит ей петлю на шею, распутает руки и покорно пошла вслед за жрицей в сторону для оправки. Точно так же покорно она привела одежду в порядок, нимало не заботясь, что кто-то из стражников может оглянуться и застигнуть ее в срамном виде, и вновь побрела за Мэйлой. Та уже не пыталась разговаривать с пленницей. Всякий вопрос, жест, окрик в ее сторону вызывал у Кессаа немедленные слезы, остановить которые, как ворчал Гуринг, можно было, только если вовсе не давать Кессаа пить. Знал бы старик, с каким желанием бедняжка воткнула бы нож ему в горло, не бормотал бы сочувственно и не закатывал страдальчески глаза при очередном потоке слез. Не от слабости текли те слезы. Избыток ненависти через них изливался, избыток, который порой грозил захлестнуть Кессаа, заставить ее зарычать и броситься с оскаленными зубами на доброго престарелого мага, на заботливую наставницу, да и на собственную тетку, которая отправила ее в сумасшедший поход. Только слезы позволяли Кессаа оставаться безучастной, когда каждая частичка ее тела занималась одним — копила силу и творила внутри себя холод, превращая пылающую ненависть в ледяную решимость и спокойствие. Лишь один Хеен не верил ее слезам. Садился напротив и, чтобы ни делал при этом, глаз с девчонки не спускал.