Тридцатого августа, когда перед началом учебного года Таня Серова собиралась на учебу, к ней подошел новенький инженер, работающий у Володи Кудрявцева:
— Татьяна Васильевна, мне Володя велел вам передать, что его вызвал товарищ Хруничев и, похоже, заберет его на новый завод, на котором его турбодвигатели для авиации выпускать будут. И он сказал, что мне нужно с вами согласовать назначение меня на его должность…
— Ясно… а я-то тут при чем? Хруничев, если я не ошибаюсь, теперь нарком авиастроения, у него, думаю, Володя мотор доведет до полностью авиационного качества. И спрашивается вопрос: если эти двигатели будет делать авиапром…
— Дело в том, что я этот двигатель немного доработал, он теперь может и на генераторном газе работать, и на светильном, и на природном. Правда, для самолетов он в таком виде вообще никак не подойдет…
— Так это тебе прямая дорога в артель «Генератор», я тогда напишу распоряжение о передаче им турбомоторного производства.
— А можно им меня не передавать? Мы с Володей вроде уже проект нового двигателя вчерне подготовили, даже всего блока электростанции, на полтора и, возможно, на два с половиной мегаватта. В артели-то серийное производство только нужно будет, а на эксперименты времени совсем не останется… и денег тоже.
— Я иногда в зеркало все же гляжусь, и чего-то семейного сходства с Рокфеллерами не замечала… знаешь что, давай-ка в два часа в клубе железнодорожников соберем съезд ковровских артельщиков. Всех, ты сейчас работу притормози, разошли людей по артелям, пусть в клубе все соберутся. Вы такой, маленький съезд проведем, минут на пятнадцать…
— Товарищи! — произнесла с трибуны Таня, когда зал клуба заполнился народом, — мне тут отдельные товарищи стали рассказывать, что я — ну вылитая внучка Рокфеллера. Но, должна вам сказать, я — не она. Однако развитие нашей промышленности, в том числе промышленности артельной, нуждается в финансировании, а денег на это развитие у новых артелей не хватает. То есть их просто нет. И вот что я хочу вам предложить: все артели — и давно уже работающие, и только организуемые, могут собраться, подумать, выделить некоторые суммы в общий котел, из которого будут оплачиваться закупки всего, для развития производства необходимого. С продуктами у вас, слава богу, все довольно неплохо, жилье есть, медицина — она вообще бесплатная и, мне кажется, неплохая. В Ковровском районе неплохая, но нам, вам для развития района маловато будет. И я думаю, что расширяясь в соседние районы, было бы неплохо туда же расширить и нашу продовольственную удовлетворенность, отсутствие проблем с жильем, опять же обеспечение медицинское. И все прочее, что делает жизнь советских людей счастливой. Ну а то, что такие вложения — я имею в виду денежные — вернутся сторицей… не в виде денег, а в форме счастливых и благодарных людей, которые тоже смогут сделать очень многое для того, чтобы и вам жилось лучше…
— Татьяна Васильевна, не надо нас за советскую власть агитировать, — с места выкликнул Клим Миронович, председатель КТК. — Ты лучше прямо скажи, кому и сколько денег на то, что ты говоришь, выделять.
— А это вы сами решайте. Я тут примерно расписала, что было бы желательно сделать и во что каждое из этих дел обойдется. Так что соберитесь все вместе, я имею в виду руководителей артелей, бригадиров, инженеров. Прикиньте, что можно быстро сделать, на что нужно еще деньжат подкопить, причем за счет выпуска новой продукции. Просчитайте возможности свои — и вперед. Просто я-то уже не могу за всем уследить, и вообще я сейчас учусь, времени лишнего совсем нет…
— То есть, я понял, что теперь мы будем решать куда деньги тратить, а не ты?
— Ну сам-то, Клим Мироныч, подумай: а зачем еще я вас вылечивала? Чтобы по гроб жизни сопельки вам вытирать? Вы — люди взрослые, знаний у вас всяко больше, чем у меня — это если всех вас вместе взять. Конечно, если понадобится помощь… медицинская, вроде как кому-то мозги вправить или копчик помассировать, то зпвите, не откажу.
— Копчик помассировать — это ты про пинки? Ладно, Татьяна Васильевна, мы поняли, сделаем. Но и ты нас не забывай: если тебе вдруг помощь какая понадобится, то тоже нас звать не стесняйся. Конечно, таких пинков, как ты раздаешь, нам не освоить, но толпой мы за тебя кого хошь затопчем! Ну что, мужики, я приглашаю всех председателей… и бухгалтеров артелей ко мне: самовар у нас двухведерный, чай — китайский… Расходимся, кого не позвал — работать идите, копеечку зарабатывать на общее и личное благо…
В днем тридцать первого, в субботу, в исследовательской лаборатории университет Таню радостно встретили два студента-пятикурсника:
— Таня, смотри, получилось! — чуть ли не прокричал один, протягивая ей два небольших, почти черных цилиндрика.
— Молодцы, что еще сказать-то. А как насчет дислокаций, проверить успели?
— Ну… не совсем, — ответил второй. — То есть теоретически вот в этом их не должно быть больше одной на десять тысяч, а здесь… теории-то вообще нет, но если было так, как ты рассказывала, то скорее всего где-то в районе одной на сто тысяч. Мы этот камешек прогнали через рекристаллизатор восемь раз. А предыдущий образец мы гоняли двенадцать, и, начиная с четвертого прогона, брали пробы. Так после пятого спектрометр уже изменения не фиксировал. Это не значит, что их не было, просто чувствительности спектрометра уже не хватает. Что еще делать?
— Ребята, завтра в школу, причем к первому уроку. Так что еще — учиться.
— Тань, я вот что подумал… мы же эту работу делали не ради того, чтобы нолики после запятой считать. Может, ты через Семенова на Конобеевского надавишь, чтобы нам и на диплом тему по кристаллографии дали?
— Смеетесь? Семенов — и надавить на ректора физфака? Хотя… Сергей Тихонович же рентгеноструктурным анализом увлекался?
— Я не знаю…
— Я знаю. Попробую ему подсунуть ваши камешки на предмет определения количества дислокаций. Только я не через Семенова их подсовывать буду, есть идея и получше…
Лаврентий Павлович в пятницу сидел у себя в кабинете, прикидывая, чем он займется в субботу. Дел было слишком много, а выбрать самые важные нужно было, по-хорошему, «еще вчера». Но внезапно зазвонил телефон — и «программа на субботу» коренным образом поменялась.
— Добрый вечер, Лаврентий Павлович, это вас Таня Серова беспокоит. По очень срочному вопросу. Касающемуся, в том числе, и того вопроса, который мне Николай Николаевич задавал. Мы можем срочно встретиться? Скажем, там же, где мне маленькие медальки выдавали…
— Вручали, — машинально поправил девочку Берия.
— Главное, что вы поняли где. Мы можем сегодня встретиться, в любое удобное для вас время. Или завтра.
— Знаешь что, Серова! По тому вопросу, который Николай Николаевич задавал? Сегодня через час тебя устроит?
— Как только вашей душеньке угодно будет. Там дядька здоровенный у входа сидит, он меня пропустит? Я не в кителе ведь приеду, вдруг он меня не узнает?
— Он — узнает. Через час, на втором этаже… найдешь?
— Только я вас попрошу взять с собой карманный фонарик на батарейке. На квадратной батарейке, это очень важно.
— А ананасов с рябчиками… фонарик на квадратной батарейке?
— Ну, если нет, то можно и жужжалку с динамкой. У меня-то есть, но в общежитии, да и дядька этот меня с фонариком не пропустит.
— Не пропустит. Ладно, приеду с фонариком. И даже его тебе подарю, но если вопрос окажется не срочным…
— Срочным-срочным! Все, я побежала, а то опоздаю…
Вешая трубку, Лаврентий Павлович подумал о том, что вообще-то номер прямого городского телефона в его кабинете известен очень немногим людям…
Зайдя в небольшой зал, Берия увидел стоящую у стола Таню. И с огромным интересом разглядывал эту девочку, которую вживую вообще первый раз мог разглядеть. Да, маленькая девочка, вряд ли выше отмеченных в анкете метра сорока восьми. И какая-то… недокормленная, выглядящая очень тощей и слабой. Что данным анкеты явно противоречило. А вот снежно белые волосы — сухие слова на бумаге впечатления от их вида не могли передать даже в малой степени…