— Они не так уж и безнадежны, — заметил Насьта.

— Но и не умны, — нахмурился Марик. — Лучник остался у хибары, а без лучника у них мало шансов. И все-таки давай их пропустим.

Все же воины, несмотря на явную умственную недостаточность, оказались достаточно ловки в обращении с мечами, и Марик посетовал сам на себя за то, что, окликнув их, занял позицию в узком проходе между двумя домами. В тесном проулке он не мог полагаться на быстроту ног, а орудовать прямым скирским мечом в крепостных переходах, как видно, сайдов учили основательно. Первому воину Марик перебил запястье довольно быстро, но, вогнав ему конец клинка в гортань, тут же столкнулся с мастерством напиравшего на него следом седого воина. Тот не только умело отражал выпады чужеземного наглеца, но и успевал удивленно приглядываться к Марику, пока наконец не выдержал и не прошипел, чиркнув концом клинка по левому плечу противника:

— Эй, парень, не тебя ли мы ночью сбрасывали теченю?

Марик пошатнулся, но вместо ожидаемого отступления шагнул вперед и, отведя меч ветерана в сторону, загнал ему под ключицу найденный у одного из незадачливых стрелков нож. Видно, седой воин слыл мастером фехтования, потому что его поражение не прибавило доблести оставшимся стражникам, и они с криками попятились. Марик последовал за ними, но, выбравшись на улицу, сам начал медленно отступать. Стражники тут же решили, что, избежав схватки с неожиданным противником один на один, тут получили тройное превосходство, и, подбадривая друг друга яростными воплями, начали наседать на баль. Марик довольно легко парировал их удары, но, держа противников на расстоянии клинка, все же медленно отступал, с трудом сдерживаясь, чтобы не подсечь тому или другому запястье или локоть. Наконец вопли стражников возымели действие, и на улицу вывалились оставшиеся четверо. Трое сразу же побежали к Марику, а четвертый потянулся за стрелой, выпустить которую, не рискуя попасть в кого-то из своих, он попросту не смог бы, даже если бы Насьта дал ему этот шанс. Ремини вылетел из рушащейся за его спиной хижины словно зверь, проткнул незадачливого лучника мечом и выхватил у него лук. Больше Марика не сдерживало ничто, и его противники вместо с трудом отбивающегося мечника увидели хладнокровного убийцу. Впрочем, разглядеть его хорошенько они так и не успели.

Насьта, изрыгая ругательства, начал перебирать стрелы в туле, а Марик отбросил в сторону меч и, провожая взглядом медленно уходящих к центру Суйки мертвых, присел у стены.

— Эй! — повысил голос ремини. — Да тебя зацепило! А ну-ка не расслабляйся!

— Ерунда! — отмахнулся баль.

Горячка боя спала, но Марик все не мог успокоиться. Убитые им стражники были обычными воинами, и, как он ни старался, Марик не мог думать о них как о врагах. Тот же Лируд не раз повторял ему, что воин подобен клинку. Сомневающийся воин — словно несбалансированный клинок. Трусливый воин — как клинок из дрянного железа. Глупый воин — как тяжелый топор. Может и убить одним ударом, но, скорее всего, намертво застрянет в первом же препятствии. «А умный воин?» — спрашивал Марик. «Умный? — усмехался Лируд. — Тут одним клинком не обойдешься: голова еще нужна непременно».

— Покажи-ка, — пригляделся к ране Насьта. — Царапнуло не царапнуло, а запускать не следует. А ну-ка поспешим к хибаре: надо перевязать да травку нужную найти. Опять же, водички отыскать бы не помешало — в горле пересохло со вчерашнего вечера. И спешить, спешить нам надо.

Уже к полудню Марика и Насьты у хибары не было. Пролитую кровь стражников припорошила древняя пыль, мечи скрылись в одном из проломов, а хибара производила впечатление давно заброшенного жилища. В полулиге за хибарой и придорожными кустами начинался темный и нездоровый лес, но после опасных улиц Суйки и он показался Марику прекрасным. На поясе у него висело лезвие глевии, ладони согревало древко, два родных ножа занимали места в сапоге и на груди, за спиной торчала колючка Кессаа, а в вороте рубахи болтался странноватый плоский глиняный пест. Кессаа только с ними не было, и это точило баль изнутри, словно в сердце у него завелся древесный жук.

— Где будем искать ее? — наконец спросил баль у хмурого ремини.

— Не знаю, — пожал плечами Насьта, — но найдем. Правда, поиски немедленно начинать не придется, иначе они прекратятся при встрече с первым же дозором. Не думаю, что с прочими будет разобраться так же легко, как с этим. Надо прижиться здесь, прирасти, хотя бы ненадолго. И тогда мы ее вытащим. Тем более что пленители сами собирались беречь ее. Мы знаем имя человека, который назвался ее мужем и увез ее. Мы знаем настоящее имя нашего слепца, который, оказывается, не вел нас, а подводил к им же устроенной ловушке. Мы кое-что знаем, но слишком мало.

— Стой! — Марик оперся о древко, уставился в глаза Насьты. — Мы должны ее спасти.

— Мы все сделаем для этого, — твердо сказал ремини.

— Я обет давал! — скрипнул зубами Марик.

— При чем тут обет? — поморщился Насьта. — Вот скажи: если со мной что случится, тебя обет будет беспокоить или что-то другое? Так и с Кессаа! Эх…

— О чем она просила нас? Помнишь? — Марик устало потер виски. — Помнишь, она говорила что-то еще при слепом? Он тогда назвал срок, когда начала прибывать дрянь в проклятой пади…

Ремини задумался:

— Она сказала: «Запомни, Насьта. Полгода назад».

— И что же? — не унимался Марик.

— Откуда я знаю? — пожал плечами Насьта. — Полгода назад Кессаа вообще в поселке не было, она уходила к Сеторским горам. Притащила оттуда ступку…

Ремини осекся. Марик нащупал пест, висевший на груди, и затянул шнуровку рубахи.

— Так ты думаешь… — осторожно начал ремини.

— Ничего я не думаю, — вздохнул Марик. — Только как раз о ступке она говорила, что та ценнее даже колючки. Надеюсь, нам удалось сохранить ее важную часть. Хотя теперь и колючка не менее ценна.

Марик задумчиво погладил ножны.

— И что же теперь делать? — Ремини озадаченно переминался с ноги на ногу. — Выходит, не только Кессаа нужно найти, но и самим в целости до нее добраться?

— Ты и вправду колдун? — спросил Марик.

— Немного, — развел руками Насьта. — Анхель только начал меня учить.

— А много и не потребуется, — сказал Марик и двинулся в сторону приблизившегося стука топоров.

Лесоруб-корепт, рубивший больной лес у Суйки по оброку для скирского конга, так и не вспомнил, кто выбрался из чащи, что за вопросы ему задавали и что он ответил. В памяти осталась только тонкая мелодия, словно выбравшаяся из соснового бурелома, да ощущение чего-то важного, но ускользнувшего навсегда. Впрочем, до ускользнувшего ли ему было, когда в давно уже пустом кошеле вдруг обнаружилась полновесная серебряная монета! Где были его глаза раньше? Неужели именно сегодня он снова вспомнит вкус цветочного вина?

Сотник тана Геба Дамп всякого навидался за прожитые полвека. Удивить его было трудно, но, когда у входа в лагерь черной тысячи, набранной из тех беженцев, которые не только могли держать в руках мечи, но и мечтали об этом, появилась странная парочка, он лично вышел на нее посмотреть. Светловолосый юнец, шириной плеч с которым могли сравниться только лучшие гвардейцы самого конга, и коротышка с толстыми щеками, похожий то ли на северного дучь, то ли на заречных ремини, просились на службу. У них не было с собой ярлыков, но рассказ казался весьма убедительным — особенно после того, как юнец признался, что он баль, а коротышка подтвердил реминьскую кровь. И о дороге от Подгорки через хребты до Омасса Дамп слышал, хотя и не мог понять, отчего странная парочка не нанялась на скирские галеры и выбрала столь тяжелый путь. Правда, рассказ о случайной ссоре с ночными хозяевами Ройты не походил на ложь, но, с другой стороны, какая ему, Дампу, разница, отчего двое недоумков, вместо того чтобы отсидеться в укромном месте, пытаются попасть в самое пекло страшной войны? Зачем им говорить, что для того и создается черная тысяча, чтобы затыкать ею раны и прорехи в обороне Скира? Зачем их пугать, что хенны могут взять борскую стену, могут — иначе отчего бы укреплялись стены замков от Борки до самого Скира? Нет, тут вопросов задавать вовсе не следовало: в бою испытываются члены черной тысячи — там уж ни лжи не останется, ни обмана. Всякий в бою самим собой становится. А уж что касалось прочих испытаний, тут и затягивать нечего было. Коротышка показал себя неплохим мечником, хотя клинок у него был короткий, но крутился он с ним быстро и ни разу не попался под удар трех десятников Дампа, которые испытывали его с помощью тяжелых жердей, зато уж лучником он оказался отличным. Никто из черной тысячи Дампа не мог и на десятую с ним сравниться. Окончательно добило сотника, когда ремини выпустил стрелу над головой, затем одну за другой послал три стрелы точно в цель и после этого поймал возвращающуюся вниз стрелу вроде бы неуклюжей ручкой и запустил ее в центр мишени вслед за тремя предыдущими. А ведь до мишени было отмерено пятьдесят широких шагов!