— Увидим, конг, — усмехнулся Ирунг. — К тому же Арух все еще на нашей стороне!

— И все-таки я ему не верю, — покачал головой Седд. — Следи за ним, Ирунг.

— Мои люди не спускают с него глаз, — кивнул Ирунг. — Кстати, изготовленный им порок действительно мечет огромные глыбы. У нас будет чем встретить хеннов у стен Скира! Жаль, что нам так и не удалось повторить то, что сумела сделать Тини! А твоя дочь, как мне кажется, действительно не знает ничего о том, как ее мать сумела заточить течень в серебряный сосуд. К счастью, мы нашли в ее келье еще один сосуд и сумели выкормить еще одно чудовище. Будем считать его нашим последним средством.

— Не напоминай мне о Кессаа и Тини, — мрачно бросил Седд.

— Но риссы просеяли по камешку развалины храма в мертвом городе, — прищурился Ирунг. — И искали они зеркало Сето. Их должно было быть три, конг. То, что хранилось у Тини, — это было зеркало Сади, а зеркало Сето пропало тысячи лет назад еще до ее смерти. Риссы просеяли холм по песчинке, и никто не знает, что они там нашли.

— Ты по-прежнему держишь в голове все эти предания, — мотнул головой Седд. — Я не буду тебя разубеждать — хотя бы потому, что сейчас время битв, а не сказаний. Зеркала Сето нет, зеркало Сади утеряно или спрятано Кессаа. Для того чтобы сложить то самое легендарное круглое зеркало, в котором Сето когда-то видела прошлое и будущее и через которое, согласно преданиям, она призвала в свой мир Зверя, требуются сила и знание, которые скрылись во мраке времен. И еще кое-что. Не об этом ли ты сам рассказывал мне? Но даже если риссы и нашли что-то на холме, одного осколка у них точно нет. Или думаешь, я еще не знаю, что осколок, оставшийся у Сурры, украден из Золотого храма Риссуса?

— Знаю, конг, и даже знаю, кто это сделал.

— Кто же? — напрягся Седд.

— Подожди, — махнул рукой Ирунг. — Я уже стар, не могу говорить быстро. А уж мысли мои и вовсе еле проворачиваются в голове. Сначала о главном — о том, о чем знаем пока только мы с тобой. Я думаю, что отвести десять тысяч воинов в горные долины за Скомой и оставить в лесах перед Скиром пару тысяч воинов, разбитых на сотни, — мало. Нужно хотя бы полтысячи воинов посадить на галеры и высадить где-нибудь возле Бевиса. Там достаточно пустынных бухточек. Сто тысяч воинов, да еще и тридцать тысяч риссов нелегко прокормить — нужно перерезать дороги и тропы, по которым идут обозы к хеннам.

— Мы это сделаем, — кивнул Седд. — Что еще?

— Еще? — Ирунг закряхтел. — О Кессаа все-таки придется напомнить. Я передал матери Ролла Рейду, чтобы она не забирала девчонку с собой в Гобенген. Судя по всему, она должна родить через четыре месяца — пусть это произойдет в Скире. Потом ребенка можно будет отправить за море — вряд ли хенны до того времени успеют взять Скир.

— Они не возьмут Скира! — оборвал старика Седд.

— Я тоже так думаю, — кивнул Ирунг, — значит, Кессаа в Скире ничто не угрожает.

— Она по-прежнему взаперти? — после паузы спросил Седд.

— Да, и даже закована в цепи, хотя магия Аруха все еще в ее плоти. Она слишком опасна. Вот родит…

— И станет менее опасна? — скрипнул зубами Седд. — Надеюсь, мать Лебба не рассчитывает, что я признаю внука или внучку? Я даже не признал еще Кессаа!

— Мать Лебба хочет только одного: чтобы ты оставил ее в покое, — усмехнулся Ирунг. — Ее, ее сына, который теперь руководит укреплением стен Скомы, и ее будущего внука или внучку. Она теперь скорбит о Ролле. Ей нет дела до Кессаа. И зачем ей зверь, который может вцепиться в глотку?

— Выходит, Кессаа нужна тебе? — прищурился Седд. — Хочешь отомстить за убитых ею и ее слугой собственных сыновей?

Замолчал Ирунг. Стиснул дрожащие пальцы, нервно сглотнул, но говорить продолжил все так же спокойно:

— Нет. Ты же знаешь, Седд, что и при тебе, и при Димуинне я служил только Скиру, а не собственной ненависти. Я утопил свою боль в сердце. Я знаю, что ты ненавидел мать Кессаа, ненавидишь и саму Кессаа, хотя она всего лишь оказалась листком дерева, который жизнь захлестнула и понесла по течению.

— В прошлый раз ты назвал ее вороньим перышком, — усмехнулся Седд.

— Она знает что-то, — пробормотал Ирунг. — Но и я кое-что знаю. То, чего она не могла прочитать в древних свитках, потому что не все они хранились в храме. Я думаю, что Кессаа еще суждено станцевать перед Сади.

— Брось, Ирунг, — нахмурился Седд. — Я не знаю, что оставили боги в пределах Суйки, но теперь там риссы, и они, похоже, справились с этой заразой!

— Нет, — покачал головой Ирунг. — Они только кормят Зверя. В том числе и мертвыми хеннами. Зверь пока сыт и поэтому не дает о себе знать. Я не знаю, можно ли справиться с Суйкой, но никакая победа над риссами или хеннами не избавит сайдов от печального жребия, если Суйка останется тем, что она есть. Я чувствую, конг, что силы Зверя увеличились многократно. Пока он замер в логове, но при желании может раскинуть сети на весь полуостров. Его нужно уничтожить.

— И Кессаа поможет тебе в этом? — скривил губы Седд. — А я уж думал, что ей достаточно родить ребенка — и все.

— И родить ребенка тоже, — твердо сказал Ирунг.

— Пусть родит, а там увидим, — отрезал Седд и опять сдвинул брови. — Ты недоговорил о чужой магии.

— Рисс сказал перед смертью, что один из хеннских колдунов оказался весьма сведущ в скирской магии и узнал колдовство, которое уничтожило десять тысяч хеннов под стенами Омасса. Кроме этого он сказал еще кое-что. Когда пламя опало, рисские маги обнаружили след вора, оскорбившего Суррару не менее, чем это сделала когда-то Сето, заключив королевство колдунов в непроходимые пределы. Наглец украл нечто столь же ценное, как и кинжал Сурры, заполучить который риссы желают всеми силами.

— Зеркало Сурры? — напрягся Седд.

— Рисс умер, когда палач попытался извлечь из него подробности, — помрачнел Ирунг. — Думаю, заклятие Заха, которым опутан каждый из магов Суррары, убило его! Удалось узнать только одно: на этом предмете кровь Сурры. Думаю, что это как раз осколок. Ведь ты знаешь — именно Сурра склеивал свою часть зеркала собственной кровью.

— И кто же этот наглец, которому мы обязаны десятью тысячами поверженных врагов? — скривил губы Седд. — Кто он, обворовавший сокровищницу ужасного Заха?

— Она, — твердо сказал Ирунг. — И ты ее знаешь, Седд, или хотя бы слышал о ней. Пропавшая жена великого тана, в поисках которой хенны уже который месяц обшаривают всю Оветту! Еще бы — ведь она пропала вместе с наследником!

— Почему же я должен знать ее? — не понял Седд.

— Ее имя — Айра, — прошептал Ирунг. — Она лучшая ученица Аруха, пропавшая в день смерти прежнего конга. И демон меня задери, если я не восхищаюсь этой девчонкой!

Свита великого тана старалась не попадаться ему на глаза даже тогда, когда он был в хорошем расположении духа. Когда он был зол, его свита убывала со скоростью блеска танского клинка, разве только пять ведьм, что служили ему, следовали за ним бесстрастными тенями, хотя всякий, едва тан повышал голос, мог бы разглядеть испарину ужаса и на их лицах. Мог разглядеть, если бы рискнул приблизиться к танскому шатру или поднять глаза, оказавшись волею судьбы на волосок от гибели.

Тан спокойно наблюдал, когда пороки риссов месяц крушили укрепления Борки, хотя и заявлял несколько раз во всеуслышание, что риссы тянут время и он обязательно срубит им всем головы, как только поймет, зачем им это нужно. Затем тан восторженно рычал, когда языки пламени взметнулись над Боркой, и приходил в гнев только тогда, когда очередной командир разведчиков объявлял, что следы Айры и на этот раз не обнаружены. Но злость, часто охватывающая тана, не обращалась неистовством до тех пор, пока борские укрепления не остались за спиной.

Сайды словно растворились на занятых хеннами землях. В их деревнях не осталось ни зернышка. Они не пожалели ни домов, ни посевов. Правда, Омасская крепость стояла на прежнем месте и ее защитники готовились взять за собственные жизни немалую цену, но в горящем городе опять не нашлось добычи обозленным степнякам, да и вряд ли приходилось рассчитывать на что-то ценное за омасскими стенами. Вдобавок на уже захваченных землях образовались шайки каких-то недобитков, которые нападали на хеннские отряды и обозы и наносили им ощутимый урон. Лек распорядился усилить дозоры, выловить наглецов и казнить их точно так же, как был несколько лет назад казнен почетный посол хеннов к сайдам, но вскоре какие-то смельчаки проникли в центр лагеря хеннов, сожгли четыре порока, уничтожили около сотни воинов — и скрылись! И это при том, что смельчаками оказались два придурка, которые прошли почти весь лагерь хеннов не таясь! В тот тяжелый для свиты тана день были зарублены пять рабов Лека и лишился уха один из его стражников. Одноухий хенн, вся вина которого состояла в том, что он проверял караулы и поэтому вынужден был мелькать перед взглядом тана, вскоре лишился и головы. Это произошло сразу после ужасной магии, которая выжгла центр лагеря хеннов и отправила около десяти тысяч обугленных мертвецов в пределы Проклятой пади.